387
Она остановилась, часто и слабо дыша. Спиридон подождал,
и, так как она молчала, он спросил:
– В чем надоумил?
– Платья-то этого не надела... и оно бы пропало зря...
располосовал бы все...
У Спиридона опять зачесались глаза, а в горле точно застрял
какой-то комок.
– Да, это что там... человек дороже платья,– сказал
Спиридон, махнув рукой.
– Что ж дороже... человека-то уж нету, почесть... А я было уж
надела его, потом опять сняла... прямо бог спас.
Спиридон утер украдкой глаза, проведя по ним и по носу
шапкой, и на носу остался зацепившийся в виде пушинки
клочок ваты от подкладки, которого он не заметил.
Алена хотела было ему сказать, но, видимо, ей стоило это
большого напряжения, и она не сказала, а только смотрела на
эту ватку, которая развлекала ее внимание.
Спиридон смотрел на жену и видел, что ей уж не встать, и
она сама знает это, а все-таки продолжает заботиться о нем. И
опять горе и жалость к человеку, с которым прожил целую
жизнь, сжала ему спазмой горло.
Алена заметила это, ей стало жаль мужа, и, чтобы успокоить
его и ободрить, она сказала:
– Не горюй... может, еще выживу... случаи бывают...
– Дай бог...– сказал Спиридон, а сам испуганно подумал, что
ведь это беда тогда будет, если она в самом деле выживет,
потому что все равно ни на какую работу не будет годна, ее
только кормить да ходить за ней.
– К следователю уж вызывали, теперь затаскают, гляди, еще
лошадь напоить некому будет.
Он сказал это затем, чтобы, во-первых, отогнать от себя эти
лезшие в голову постыдные мысли, а, кроме того, ему как-то
стыдно было сидеть перед умирающей от его руки жены
здоровым, необремененным никакой заботой, никакими
неприятностями, и ему хотелось как бы выставить себя в более
несчастном положении, быть может, немногим лучше, чем
положение Алены. Он даже старался говорить каким-то слабым,
больным голосом.
– За что ж таскать-то...– сказала Алена, отвечая на его слова о
следователе,– кабы ты нарочно... что ж с пьяного человека
взыскивать, мало что бывает...
388
Она не договорила, закрыла глаза и закусила бледные губы.
– Больно тебе? – спросил Спиридон, чуть наклонившись с
табурета.
Алена слабо кивнула головой, потом опять застонала и
заметалась.
А Спиридон смотрел на нее и думал: «Неужели она все-таки
выживет?»
Вошла сестра, оправила одеяло, взяла руку больной и,
отвернувшись, стала пробовать пульс, потом мигнула
Спиридону, чтобы он уходил. Но в это время Алена открыла
глаза и, найдя ими мужа, сказала слабым голосом:
– Ну иди... может, не увидимся... найми копать картошку-то,
не справишься один. А платье Устюшке отдай... пусть носит...
меня все равно в каком...
Потом, отдышавшись, прибавила:
– Жениться бы тебе... что чужому человеку платить. Я уж
думала о Катерине... хорошей души баба.
– Еще что выдумала! – сказал Спиридон,– может, бог даст
поправишься.
Спиридон постоял с шапкой в руках около койки и, не зная,
как проститься, молча поклонился жене поясным поклоном, как
кланяются покойнику, потом пошел опять неловко, на цыпочках,
из палаты все еще с пушком ваты на носу.
Придя домой, в свою пустую избу, где еще так недавно жена
хлопотала у печи, Спиридон сел на лавку и долго сидел, опустив
голову. Потом отодвинул ящик стола, ища чего-нибудь поесть,
но ничего не нашел, кроме хлеба и холодных, ослизлых
картошек на загнетке в чугунке.
И от этой пустоты и тишины чего-то остановившегося, от
потери навеки своего неизменного заботливого друга, от этих
холодных картошек опять в горле начал набираться комок слез.
Ведь она как мать была для него всю жизнь, даже теперь,
умирая от его руки, думает и заботится только о нем вплоть
даже до его женитьбы. А он не ценил и даже не замечал этого, и
вот только теперь, когда ее нет с ним, когда холодная картошка в
чугунке говорит о ее, быть может, вечном отсутствии,– теперь
он почувствовал.
И если не удастся спасти ее, то ради ее такой любви остаться
ее памяти верным до могилы. И лучше есть эту холодную,
ослизлую картошку, чем допустить, чтобы ее место заступил
какой-то другой человек, хотя бы та же Катерина.
389
IV
А когда он на другой день пошел в больницу, он подумал, как
же теперь будет хозяйство: если она умрет, ему одному не
справиться, нанимать – жалко денег.
Конечно, самое лучшее – жениться на Катерине. Но у
Катерины хоть и душа хорошая, а у нее трое ребят. Тогда лучше
Степанида, у нее один малый.
А если Алена останется жива, то все равно она теперь калека
и работать не может, и так как одному с хозяйством не
справиться, то все равно придется нанимать, потому что пока
она жива, жениться на другой нельзя, да еще за ней ходить надо
человека нанять.
И когда он подходил к больнице, ему подумалось, что вдруг
сестра выйдет и скажет:
– Слава богу, твоя старуха останется жива, только тебе
придется взять ее домой и нанять какую-нибудь соседку, чтоб
ходить за ней, бог послал крест, надо терпеть, она уж не
работница.
Спиридон стал соображать, во сколько это обойдется, и
никак не мог сосчитать.
Подавленный этими мыслями, он вошел в больничный
коридор и робко, точно ожидая своего приговора, стал с шапкой
у двери.
Сестра встала из-за белого, выкрашенного масляной краской
столика, за которым она что-то писала и, увидев Спиридона,
подошла к нему.
– Ну. .– сказала она.
Спиридон заморгал, у него замерло сердце и на лбу
выступил холодный пот. Он даже утер его шапкой.
– Что ж делать, надо терпеть,– сказала сестра в то время, как
у Спиридона при первых ее словах мелькнула мысль о
хозяйстве,– в ночь скончалась,– договорила сестра.– Она там, ее
вынесли в мертвецкую,– прибавила она.
У Спиридона как-то против воли вырвался вздох облегчения.
Но при мысли о том, что хозяйство его осиротело, что он уже
никогда не увидит свою старуху, и при слове вынесли он
почувствовал в горле опять знакомый ком и неожиданно для
себя стал как-то нелепо, по-бабьи всхлипывать, так что самому
стало стыдно.
390
Легкая служба
К заведующему государственным ювелирным магазином
зашел приятель.
– Степановна, дай-ка нам чайку,– сказал заведующий и,
очистив место для чая за столом, пригласил приятеля присесть.
– Что, ай мало работы? – спросил приятель, ища, куда
положить шапку.
– Малость.
– Так что, служба не тяжелая?
– Служба, можно сказать, приятная,– сказал заведующий.–
Только и вздохнул, когда в государственный магазин перешел. А
вот когда молодым еще у Мозера работал, так не дай бог.
– Известно дело – хозяйчики, умели соки из нашего брата
выжимать.
– Да... уж это что там... Бывало, весь день смотришь в оба
глаза да еще ночью проснешься, весь потом обольешься, вдруг
вспомнишь, что отпустил часы с непроверенным ходом, или,
скажем, какую-нибудь вещицу с браком. А теперь принесут
обратно часы негодные – я-то причем, такие мне присланы,
магазин казенный. Вон идет какая-то мадам, она вчера у меня
часы покупала,– наверное, обратно несет.
В магазин вошла дама в котиковой шубе и сказала, подавая
заведующему коробочку с часами:
– Какие же вы часы отпустили, они в день на полчаса
отстают!
Заведующий, не вставая, посмотрел на посетительницу и
сказал:
– Что ж делать... Охотно верю, гражданка, я не могу за них
отвечать,– магазин не мой, а государственный: что мне