Выбрать главу

не должны нуждаться ни в чем. А это что?.. Старые грехи? –

спросил военный, увидев в углу пейзаж с грозой.– Или, может

быть, и теперь пишете?..

Художник испуганно оглянулся и, весь покраснев, видимо, от

мысли, что его заподозрят в некрасивом поведении, уже по-

другому торопливо сказал:

– Да это старые грехи... пейзаж... я даже не кончил его...

бросил уже давно, потому что почувствовал его полную

ненужность.

Военный, не слушая, подошел к неоконченной картине и

долго молча стоял перед ней, потом почему-то потянул в себя

воздух и сказал:

– Дождем-то как пахнет!.. Долго работали над ней?

– Три года...

– Три года! – воскликнул штатский, посмотрев на военного,–

за это время сколько полезных картин можно было бы написать.

– Ну, еще раз поздравляю,– сказал военный, не ответив на

слова и взгляд штатского.

Достав перчатки, он хотел было идти, но от двери еще раз

оглянулся на пейзаж.

– Да, определенно пахнет дождем и дорожной пылью,–

сказал он с веселым недоуменьем,– а ни пыли, ни дождя нет,

есть только холст и краски. Как вы достигли этого?

– Я об этом сейчас совсем не думаю и не интересуюсь, я весь

сейчас в этой картине, - сказал художник, показав на картину

завода.– И знаете,– с порывом приподнятой искренности сказал

художник,– когда я ее написал, я вдруг почувствовал, что у меня

436

нет оторванности и замкнутости в одиночестве, что благодаря ей

я нашел путь к слиянию с жизнью массы, иду с ней, дышу

одним с ней воздухом.

– А, это великое дело,– сказал военный уже от двери, все еще

продолжая смотреть с прищуренным глазом на картину грозы.–

Но лучше поздно, чем никогда. Душевно рад за вас.

Он подал художнику руку и пошел. Штатский точно так же

пожал руку хозяину. И они оба ушли.

Военный, садясь в автомобиль, сказал:

– Сколько я ни смотрю современных картин, просто оторопь

и тоска берет. Какие-то наглядные пособия для школы первой

ступени. А ведь среди них есть первоклассные мастера. В чем

тут дело?.. Иногда даже приходит в голову нелепая мысль: «Уж

не смеются ли они над нами?» Не может же в самом деле

талантливый человек не видеть, какую бездарь он производит!

Он, видите ли, выписал самым точным образом все детали

машин, на кой-то черта они нужны в искусстве, все тут

соединил – и колхозников, и единоличников, и экскурсии. У нас

в училище висели сытинские издания,– так точь-в-точь! И зачем

мы только тратим на эти заказы такие деньги?.. Для наглядных

пособий довольно бы работ учеников ремесленных школ.

Бедность мысли и однообразие тем ужасающее: завод спереди,

завод – сзади. Рабочий с молотом, рабочий без молота. И везде

трубы, колеса, шестерни.

– Ну, как же Иван Семенович, у него все-таки строительство

показано.

Военный замолчал, очевидно, не желая вступать в

пререкания.

Художник вернулся в комнату, нервно шершавя волосы с тем

взволнованным и возбужденным видом, какой бывает у всякого

художника, только что проводившего похваливших его работу

гостей.

Художник, как бы проверяя какое-то высказанное

посетителями впечатление, остановился перед пейзажем с

грозой.

– Да, действительно, живет! – сказал он, при этом, раздув

ноздри, даже потянул воздух к себе, как это делают, когда после

душного летнего полдня зайдет с юга грозовая туча, над землей

пробежит сумрак и в свежем воздухе запахнет дождем и

дорожной пылью.

437

Он еще некоторое время постоял перед картиной, потом,

вздохнув, перевернул ее лицом к стене и задвинул в самый

дальний угол, чтобы предотвратить возможность попасться на

глаза неожиданным посетителям.

Потом подошел к картине завода с его красной трубой и

колхозниками, постоял перед ней и вдруг, весь сморщившись и

взявшись обеими руками за голову, сказал:

– Позорно!.. Омер-зи-тель-но!..

438

Белая свинья

В деревню приехали сотрудники Союзмяса для контрактации

свиней.

В соседнем селе услышали об этом и, решив, что свиней

будут отбирать бесплатно, порезали в одну ночь всех.

Осталась только у кузнеца одна большая белая свинья с

черной отметинкой на лбу.

Одна на всю деревню.

Он пожалел ее резать, решив положиться на судьбу.

А на другой день прошел слух, что с тех, кто порезал своих

свиней, будет взыскан штраф, и, сверх того, они будут

привлекаться к судебной ответственности за злостное

уничтожение скота.

– Что ж теперь делать-то? – спросил кто-то.

– Что делать – теперь попали все, окромя кузнеца: и деньги

получит и под суд не отдадут.

– У, нас тоже вдрызг всех порезали,– сказал мужик из

ближней деревни, где был колхоз. После вас к нам приедут, что

будем делать?

– С тебя, Пузырев, с первого начнут,– сказал шорник.–

Кузнец пойдет самый последний, его изба на самом краю.

– Едут!..

Все стояли и в волнении ждали, когда подъедут

контрактанты, как ждут приезда следственных властей на месте

убийства.

Пузырев, которому предстояло отвечать первым, вдруг

юркнул в избу, наткнулся в сенцах на жену, шепнул ей что-то и

бросился по задворкам на конец деревни.

Мужики с недоумением посмотрели ему вслед.

– Неужто сбежать хочет?

– Сам сбежит, баба останется,– говорили в толпе.

Приезжие, два бритых человека в кепках, остановили лошадь

у избы Пузырева.

Вдруг на дальнем конце села послышался пронзительный

свиной визг.

Приезжие переглянулись друг с другом, на их посинелых от

холода лицах показались довольные улыбки.

– Есть! Товарищ Холодков! – сказал один.

439

– Помолчи,– сказал другой и погрозил пальцем, как грозит

опытный охотник увлекающемуся сподручному, слишком

оживившемуся при первых признаках близкого присутствия

зверя.

Хозяйка Пузырева вышла из избы и пригласила приезжих

обогреться и закусить.

– А хозяин-то дома? – спросили приезжие, наливая

замерзшими руками водку.

– Дома,– ответила хозяйка,– он скотине корму дает.

Наконец вошел запыхавшийся хозяин и, поздоровавшись с

гостями, повесил шапку на гвоздь у двери.

– Ну как, хозяин, насчет свиней у вас? У тебя, хозяин, есть?

Набившиеся в избу мужики замерли.

– Как сказать...– ответил хозяин,– много не могим, а одну

представить можно.

Мужики с недоумением переглянулись.

– Ну и ладно, сейчас по стаканчику выпьем, поглядим и

законтрактуем.

Приезжие выпили еще по стаканчику, надели кепки и,

закусывая на ходу редькой, пошли на скотный двор.

Мужики чуть не ахнули: в закуте на свежей соломе лежала

большая белая свинья с черной отметинкой на лбу.

– Хороша! Во сколько оценим, товарищ Холодков?

– Двести можно дать и пятьдесят авансу.

– Ну, пиши. И наружность обозначь: белая свинья с черной

отметинкой на лбу. Хорошо, что она с особой приметой. Уж эту

с другими не спутаешь.

Мужик из соседней деревни, вместе с другими тоже

зашедший на двор, вдруг бросился на улицу, сел на свою лошадь

и во весь опор поскакал к своей деревне.

– Пойдем теперь в следующий двор.

В следующем дворе им предложили по стаканчику молочка

деревенского. Когда они кончали молоко, в избу вошел хозяин,

который где-то отстал, и сказал:

– Напрасно охлаждаете себя молочком-то, только что с

холоду и в нутро пущать холод. Лучше по косушечке

опрокинуть.

– А ведь и то... Дрожь какая-то начинается.

Хозяин налил контрактантам по стаканчику и, когда они

выпили, сказал:

– Свинья дожидается. К приему готова.

440

– Дожидается, так идем.