25
Из-за чьих я губ-рубинов жемчуг слез из глаз роняю?
Из-за чьих ланит румяных кровью жемчуг наполняю?
Еженощно я стенаю возле твоего порога, —
Хоть бы раз на крышу вышла посмотреть, как я стенаю!
Многие живут, надеясь хоть во сне тебя увидеть, —
Где счастливец тот, что видит наяву тебя, не знаю
Кто в мою заглянет душу, тот поймет причину горя,
Хоть тебя не называю, в тайне имя сохраняю.
Улица твоя повсюду кровью залита, — так выйди,
Посмотри: не я ли ранен и свой жребий проклинаю?
Края нет моей печали, — о, взгляни хоть краем глаза,
Чтоб узнать, печаль откуда? О, взгляни, я заклинаю!
С именем Джами не надо исполнять газель: боюсь я —
Неприятно ей, что это я газели сочиняю!
26
Я восхищен шалуньей озорною, — не назову ее.
Пусть буду я пронзен стрелой стальною, — не назову ее.
Я, как свеча, из-за разлуки с нею и таю и горю,
Пусть я сгорю, сокрытый мглой ночною, — не назову ее.
Вокруг меня бушуют волны: это — потоки слез моих.
Жемчужину мне принесло волною, — не назову ее.
Я видел многих тонкостанных, стройных, затмивших кипарис,
Но я пленен одною, лишь одною, — не назову её!
Я видел многих нежных и прелестных, но в мире лишь одна
Моим владеет сердцем и душою, — не назову ее.
Познал я горечь из-за сладкоустой, но что же делать мне, —
Не смолкнет мир, пока я не открою, не назову ее!
Ты говоришь мне так: «Джами неверен, мне от него беда»,
Не думай, что не знаюсь я с бедою, — не назову ее!
27
Узкой келье я просторность кабака предпочитаю,
Утренней молитве — ругань голяка предпочитаю.
Педенец, в руке зажатый ринда — пьяного гуляки,
Четкам важного, святого старика предпочитаю.
Стража нравственности надо напоить вином отменным:
Опьяненного — всем трезвым — дурака предпочитаю.
На собранье многолюдном о любви шуметь не нужно:
Сень забытого, глухого уголка предпочитаю.
Хорошо сказал безумец: «Ты влюблен? Так стань безумцем», —
Всем страстям я страсть безумца-смельчака предпочитаю!
К дому твоему отныне как чужак приду я, ибо
Ты сказала: «Я знакомцу чужака предпочитаю!»
Скрыл Джами свои страданья посреди развалин сердца, —
Для страданий пыль такого тайника предпочитаю.
28
О свежем воздухе лугов, садов желанных — вновь мечтаю.
О кипарисе молодом и о тюльпанах вновь мечтаю.
О ветер, для чего несешь ты мне цветов благоуханье, —
Об одеяниях ее благоуханных вновь мечтаю.
Я клятву дал: не буду пить. Пришла весна. О кравчий, где ты?
Освободи меня от клятв: о счастье пьяных — вновь мечтаю.
Мне добрых слов не говоришь? Хоть непотребные скажи мне:
Давно я жду твоих речей, о долгожданных — вновь мечтаю.
Кто я, чтобы к тебе прийти на пир? — Я только издалёка
Смотреть на пир и на гостей, тобою званных, — вновь мечтаю.
Пусть лучше без тебя умру, когда подумаю в смятенье,
Что жить хочу я без тебя: о новых ранах — вновь мечтаю!
Джами, не думай о губах возлюбленной, оставь моленья:
Мол, слово услыхать одно из уст румяных — вновь мечтаю!
29
От женщин верности доселе я не видел,
От них лишь горести — веселий я не видел,
Меня не видя, так меня терзает злая,
Что плачу: злость ее ужели я не видел?
Так много волшебства в ее глазах прекрасных,
Какого и в глазах газели я не видел.
К чему ей говорить, что я скорблю всем сердцем?
Чтоб луноликие скорбели — я не видел.
Пусть плачет только тот, кто мне сказал: «Чтоб слезы,
Струясь из ваших глаз, кипели, — я не видел!»
Как мне расстаться с ней? Мы с ней — душа и тело,
А жизни без души нет в теле, — я не видел!
Любовь недуг, но как избавимся от боли?
Джами сказал: «Лекарств и зелий я не видел!»
30
Вот и праздник настал, а нигде ликования нет, —
Только в сердце моем, хоть ему врачевания нет
Разве праздничный дар поднести я отважусь тебе?
Для меня, признаюсь, тяжелей испытания нет.
Путных слов не найду, и в смущенье лишь имя твое
Бормочу, бормочу, — толку в том бормотании нет
Не Хосрову мечтать о Ширин: лишь Фархаду дана
Той любви чистота, в коей жажды слияния нет.
Как злодейка тебя ни изранит, терпи и молчи:
Нежносердна она, не выносит стенания, нет!
Вижу я, горячо в дерзком сердце клокочет любовь,
Но основа слаба — значит, прочности здания нет.
Пал ей в ноги с мольбою Джами — и услышал в ответ:
«Символ веры наш, знай: в красоте сострадания нет!»