Йожеф рассказывал, что старик этот странный и взбалмошный человек. Он не коммунист и никогда им не был. Много лет назад вступил в какую-то религиозную секту и во время войны чуть не погиб: его хотели предать суду военного трибунала и приговорить к смертной казни за то, что он отказался взять в руки винтовку. «Меня заставить нельзя, — говорил он, — ибо сказал спаситель: поднявший меч от меча и погибнет».
Но было это в четырнадцатом году, и дело раздувать не стали. Приняв к сведению, что он отказывается брать в руки оружие, его определили кучером в обоз: держи, мол, в руках кнут и вожжи!.. Он ратовал за советскую республику, ибо, по его словам, это была «правда бедного человека», и, принимая участие в создании народного совета в Товарошской артели, действовал «именем Христа»…
В общем, это был сумасбродный, но честный человек. Слово его крепкое. Ему можно было спокойно довериться: раз обещал перевезти, считай, что ты на той стороне.
Йожеф рассказал про старика для того, чтобы мы как-нибудь ненароком не произнесли при нем бранного слова — он очень близко принимал это к сердцу. Хоть мы с Белой и не были сквернословами, однако «черта» поминали часто. А старик этого не выносил.
Мы всё обсудили, договорились об обязанностях: Йожеф зайдет за нами в половине четвертого утра; до этого мы поспим, ибо нам предстоят трудный день и еще более трудная ночь, Йожеф попрощался с нами и уже собирался уходить, как вдруг мы услышали гул мотора.
Сгустились сумерки, но нам с чердака все было отчетливо видно, даже лица. Мы узнали вылезавшего из машины багрового от загара инспектора Покола, позади, в коляске мотоцикла, разглядели Пентека, жандармских офицеров с золотыми воротниками — словом, всю компанию. Они остановились у дома брата Белы.
— Эй, кто-нибудь! Здесь живет Йожеф К.?
Мы трое стояли на чердаке затаив дыхание, боясь пошевельнуться. На шум в сад вышла женщина, толпой выбежали дети.
О, только бы она не растерялась, не испугалась, только бы не проговорились дети!
Прибывшие во главе с подполковником и инспектором вошли в сад.
— Ваш муж дома?
Женщина сразу нашлась.
— Нет его дома, — сказала она. Говорила она очень громко, желая предупредить нас. — Поехал в Дьёр, к моим сестрам.
— В Дьёр? Гм! Значит, в Дьёр… Насколько мне известно, он должен сегодня работать.
— У него выходной. Обменялся сменой с приятелем.
— Гм! Выходной! Обменялся сменой!.. Когда он вернется домой?
— Извините, не знаю. Может, с вечерним поездом, а может, завтра.
— Так! Ну ладно!.. А еще у вас есть кто-нибудь в доме?
— Никого нет.
— Сейчас увидим! — И они оттолкнули стоявшую на ступеньке женщину.
Один сыщик попытался тем временем завести знакомство с девчушкой — на вид ей было года четыре. Испуганная девочка молчала. Как ни старался незадачливый детектив, сколько ни спрашивал «как тебя зовут», сколько ни улыбался, ни бормотал, «какая красивая девочка, какая славненькая малютка», — ничего у него не выходило. Девчурка ухватилась ручонкой за губу и молчала, словно немая.
Однако мы видели: надвигается беда. Они не задержались с обыском в семье К. Раньше или позже, а перевернутые конура и кадка все-таки попадутся им на глаза.
— Пошли! — сказали мы трое почти разом. — Уйдем, пока сюда не пришли, уйдем, пока весь караваи стоит лагерем на верхней улице. Мы успеем еще незаметно скрыться.
Мы спустились с чердака. Дома была одна хозяйка. Теперь уже и брат Белы не мог здесь оставаться, он тоже должен был бежать вместе с нами и скрываться до прихода вечернего поезда.
Хозяйка принялась собирать в корзину всякое барахло, тряпье, грязную одежду; потом взялась за одну ручкy корзины, за другую взялся Бела. Они, делая вид, что понесли в стирку белье, вышли из ворот. Следом за ними с ведром в руке направился я, а спустя некоторое время за нами последовал и брат Белы.
У нас был наготове план: мы зашли к товарищу на противоположном конце поселка. Там подождали. Вскоре нам сообщили новости: на обоих концах улицы выставлены патрули, у железной дороги сыщик поджидает вечерний поезд, с которым должен «прибыть» брат Белы. В доме был обыск, все вещи выкинуты из шкафа, теперь приезжие отправились дальше — возможно, обыщут весь поселок.
Уже стемнело. Мы рискнули пойти в офицерское кафе, где старшим дворником служил дядюшка Йожи, мой давний друг с завода Эйзеля; его небольшая квартирка при кафе, состоявшая из кухни и комнаты, была для нас последним прибежищем. Мы надеялись, что в таком месмол, в руках кнут и вожжи!.. Он ратовал за советскую республику, ибо, по его словам, это была «правда бедного человека», и, принимая участие в создании народного совета в Товарошской артели, действовал «именем Христа»…