Закончив, он опустил руки, прислушиваясь к последним словам песнопения, растворявшимся в стерильном воздухе. Проходили мгновения. Потом веки Роберта Коффина затрепетали и открылись. Тело не пошевелилось. Но седовласая голова слегка повернулась.
«Макаве Рино», — подумал Туото.
Голос Коффина был слабым, невнятным.
— Туото?
Высокая, угловатая фигура, нависающая над кроватью, кивнула один раз.
— Да, капитан Коффин. Рад снова видеть тебя. Глаза на мгновение закрылись, на морщинистом лице выразилось напряжение. Потом они снова открылись.
— Я бы поприветствовал тебя, но не думаю, что смогу двинуться. Я очень устал.
— Все равно, мой друг. Ты уже поприветствовал меня. Слова Коффина едва можно было расслышать.
— Это было ужасно, ужасно. Эндрю? Возможно, он не слышал, подумал Туото.
— С ним все хорошо. И с той женщиной, на которой он женится.
— Отлично. Просто отлично, Туото, прости меня, но, кажется, я больше не могу разговаривать. Мне нужно отдохнуть.
— Миру нужно отдохнуть. Эта часть земли была ранена. Даже боги устали.
— Я не доделал еще многого, Туото. А наделал и много такого, что хотелось бы взять назад.
— Ты не был бы человеком, если бы не хотел этого, капитан Коффин. Все мы хотим вернуть что-то назад. Коффин выдавил слабую улыбку.
— Я старался уладить кое-что в последний момент. Но ведь всегда не хватает времени, правда?
— Да, капитан Коффин, никогда не хватает времени. Глаза снова закрылись. На этот раз даже песни Туото не могли помочь им открыться. Старый маори наклонился и, приложив четыре пальца ко лбу Коффина, тихо прошептал:
— Когда-то давным-давно ты позволил мне переехать с одного места на другое, капитан Коффин. Ты не обидел меня. Ты относился ко мне с уважением и не просил платы. Теперь я помогу тебе отправиться в твой путь из этого мира к По, стране покоя и тьмы. Твои муки успокоятся, как успокоились муки Земли. Я буду скучать по тебе, мой старый друг. Может быть, когда придет время, я присоединюсь к тебе в По, и мы вместе сядем на корабль и поплывем к удивительным местам, и будем говорить о людях и богах, как когда-то бывало, о земле и море, плывя по океану темноты.
Он убрал пальцы. Мучительные и едва заметные подъемы и спады груди Роберта Коффина прекратились. Туото повернулся и вышел из комнаты, не оглядываясь, закрывая за собой дверь в таком же молчании, как и входил.
Человек, перехвативший его в коридоре, говорил раздраженно.
— Вот вы где! Где это вы шатались? — он что-то пробормотал. — Ох уж мне эти маори! Совсем как дети, — он улыбнулся, хотя ему было не до смеха. — Пойдемте уж.
— Мне не нужно идти с вами. Я все здесь закончил.
— Вот уж нет, — молодой пакеа настаивал. — Вы не можете уйти в таком виде. Что подумают люди о нашем госпитале? — склонив голову на бок, он оглядел длинные пряди, падавшие с головы старика. — Вам необходима ванна и стрижка.
— Вы не можете этого сделать. Если вы искупаете меня и обрежете волосы, я умру.
Юноша не смог сдержать усмешки.
— Насколько я помню, когда вас привели сюда, вы сказали, что у вас шесть богов и умереть вы не можете.
— Если вы поступите со мной, как с пакеа, я умру.
— Чепуха! А я-то еще думал, что вы образованный туземец. Ну-ка, пойдемте. — Он протянул руку и взял тонкое запястье.
Старик был гораздо выше, но тонкий, как жердь. Сила, которая у него оставалась, была не физического свойства. Он не мог помешать молодому человеку тащить себя по коридору.
Туото оглянулся через плечо на комнату, в которой распрощался со своим старым другом. Он подумал о своей родине, где так часто отдыхал от своих путешествий. Она была разрушена. Хотя птицы и звери, леса и озера вернутся, он знал, что это не случится во время его жизни. Помочь ему не могли даже шесть его богов.
Поэтому он не стал возражать, когда сестры милосердия вымыли его и он стал чистым, каким никогда не был, или когда они остригли его волосы, как это было принято у современных маори.
— Так гораздо лучше, — наставительно сказал юноша, заботам которого его доверили.
Туото посмотрел на себя зеркало, задумчиво рассмотрел чистое лицо и обратил свой взгляд на юношу.