Эндрю Коффина она узнала сразу не только потому, что он был выше своих спутников, но и потому, что он был похож на своего отца. Кожа его, конечно, была темнее, и выражение лица мягче. В нем не было ни горечи, ни разочарования, наложивших отпечаток на лицо Роберта Коффина. Он держал за руку свою красавицу жену из маори. Как ее звали? Ах, да, Валери.
Она подошла к нему, протянула руку для приветствия. Маори с тревогой следили за ее приближением.
— С добрым утром, мистер Коффин.
Он вежливо улыбнулся, и они обменялись рукопожатием.
— Мисс Халл, — он кивнул налево. — Моя жена.
— Валери, конечно! Как вы поживаете, моя дорогая?
Молодая женщина улыбнулась в ответ.
Настоящая красавица, подумала Роуз, почти величественная, но все еще похожая на ребенка. Она перевела взгляд на старую пару, стоящую поблизости.
— В чем же заключаются трудности? Мужчина выступил вперед. Он опирался на палку, и глаза его были слепы от катаракты, но голос был звучным.
— Я Опотики. Сын Те Охине, — он сделал краткий жест. — Валери Коффин — моя дочь.
— Понимаю. Это, главным образом, семейное дело, так?
— Если вы считаете всех маори моей семьей, — сказал Эндрю Коффин с улыбкой.
— А это кто? — взгляд Розы упал на старуху, которая все так же стояла у закрытых дверей.
— Меня зовут Ане, — тихо сказала женщина. Хотя и смущенная тем, что внимание стольких людей обратилось на нее, она и не подумала о том, чтобы отойти в сторону.
— Моя мать, — гордо объяснил Опотики. — Жена великого Те Охине. Сегодня ей исполняется восемьдесят лет.
— Мои поздравления, — уже не в первый раз Роза жалела о своем незнании маорийского языка. Она знала несколько слов, но не смогла бы поздравить с днем рождения.
Опотики важно выпрямился.
— Сегодня первый день, когда женщинам позволено голосовать везде в мире пакеа. Роза кивнула.
— Верно. Вот почему мы все здесь собрались.
— Маори всегда осознавали роль и значимость женщин. Мы думаем, что будет правильно, если сегодня первой проголосует маорийская женщина, — он оглянулся. — Женщина важная и мудрая, как моя почтенная мать.
— Понимаю, — Роуз посмотрела мимо него на женщину, которая уже так много пережила. — А вы что думаете об этом, миссис Ане?
Женщина говорила по-английски плохо, но вразумительно.
— Я думаю, что это будет хорошо.
Линия Симпсона сломалась, и репортеры с фотографами столпились вокруг, готовые запечатлеть историческую минуту. Теперь он настойчиво шептал.
— Мы не можем позволить этой старой туземке проголосовать первой, мисс Халл! Это будет насмешкой над всей нашей работой и законодательством.
— Почему же это будет насмешкой, мистер Симпсон?
— Потому, — он колебался, подыскивая нужные слова, — что это неожиданно. Это будет выглядеть как уступка маори. Как вы этого не понимаете?
— Это всего лишь жест.
— Вы знаете, как важны жесты в политике, мисс Халл. Она вздохнула.
— Да, вы правы.
Симпсон знал свое дело. Она посмотрела на Ане.
— Вы знаете, я никогда не видела своей бабушки Я подозреваю, что она должна быть похожа на вас. Во всяком случае, я на это надеюсь, — улыбка Ане разогнала утреннюю прохладу. — Я даже не знала своей матери. Она умерла, когда я родилась.
— Плохо. Мне очень жаль, что так получилось.
— Спасибо. У меня есть одна мысль, если она вам подойдет. Эти люди, — она показала на репортеров, — пришли, чтобы запечатлеть исторический момент. Я думаю, что мы можем сделать его еще более значительным, если вы мне поможете.
— Чего вы хотите?
Роза Халл наклонилась, чтобы прошептать что-то на ухо старой женщине. Пока она говорила, улыбка на лице Ане стала шире. Наконец Роза выпрямилась.
Старушка подняла на нее глаза и кивнула.
— Хорошая мысль. Очень хорошее дело. Давайте так и сделаем.
— Давайте. Это самый хороший способ. Вы позволите? — Роза протянула правую руку. Старушка взяла ее под руку.
— Пора, — провозгласил Эндрю Коффин.
Двери отворились. Служащий, который отпер их, с удивлением смотрел на двух женщин, стоявших у входа бок о бок. Потом он пожал плечами и отошел.
Засверкали вспышки, и репортеры стали быстро строчить в свои блокноты. Две женщины вошли в здание рука об руку, создавая историю.
Сзади них раздались радостные возгласы нескольких наблюдающих пакеа и маори, сопровождавших мать вождя весь путь от своей родины к сердцу великого каменного па. Теперь они с полным правом могли считать этот город своим.