В Оббии капитан имперской армии пытался сам распорядиться его запасом горючего. Только удостоверение ЮПИ и правительственный пропуск дали ему возможность проехать на Иддан. Он подъехал уже к провинции Мигуиртина, так ничего и не найдя, и подумывал, не придется ли ему ехать до Кейп-Гвардафуи. Ему было душно, он устал, и уже начал задумываться, что делать дальше, когда снова увидел зеленую женщину.
Правда… это была другая женщина.
Он увидел, что как торговала рыбой на одной из подставок из пальмовых ветвей в районе порта в рыбацкой деревне Гарад. Ее чадра была откинута, из-за жары, как ему подумалось. Может быть, некогда она была красивой, но годы и трудная жизнь иссушили ее кожу. Она была много старше той, из-за которой его принесло сюда.
Но более удивительными были двое зеленых детей, игравших на берегу, бегая в компании нормально окрашенных сверстников, время от времени возвращаясь, чтобы попрыгать у ног пожилой женщины. Наверно, их бабушка, подумал Викерс, останавливая свой «джип».
Дети окружили машину, стали трогать ее, осматривали грязные шасси. Гарад — заброшенное местечко, и вездеход здесь — такая же редкость, как и его белый водитель. Пока Викерс изумленно изучал зеленых детей, он понял, что о раскраске или макияже не может быть и речи. Им было семь-восемь лет, ясноглазому мальчику и капризной маленькой девочке, и оба они были зелеными с головы до ног. Только глаза, волосы и ногти не были этого экзотического цвета, хотя и ногти казались зеленоватыми.
Викерс вылез из машины и запер дверь, потом улыбнулся детям. Они смотрели на него невинными глазами, чуждыми хитрости. Девочка сосала палец и жалась к мальчику. Наверно, брат и сестра.
Он попробовал заговорить с ними на суахили, надеясь, что этого хватит. Его арабский был сносным, а амхарский — куда хуже. Они поняли его. Он спросил, откуда они. Они показали в глубь земли. Женщина, которая торгует рыбой — их бабушка? Нет, тетя. Мгновение он колебался. А почему они такого необычного цвета? Потому, что они имеют счастье быть среди избранных.
Это, видно, — нечто вроде секты. Что-то новое и интересное появилось в пустыне Северного Сомали. При этом в поведении детей не было никакой таинственности или скрытности. Они были защищены от внешнего мира, их изоляцию трудно было себе представить лондонцам или даже жителям Найроби. Только случайная встреча на многолюдном базаре приоткрыла для Викерса их святилище. Там, в глубине, говорят они. Нельзя ли уточнить? Здесь, где самый быстрый транспорт — ишаки и верблюды, это, как ему было ясно, не очень далеко. Да, они говорили: Мзунгу. Надо только ехать вдоль Вади Омад туда, где садится солнце, чтобы попасть в поселок Избранных, где все они и живут.
Это — не настоящие кочевники, подумал он. Он поблагодарил их и сел в машину. Смеющиеся дети бежали вслед за машиной, пока он не свернул за последним прилавком с рыбой и не повернул в указанном направлении.
Местность, по которой он ехал, была почти пересохшей, только небольшой ручеек, похожий на серебряную нить, струился по ней. Антилопы разбегались при приближении машины, но он не обращал на них внимания.
Было уже почти темно, когда он выехал из небольшого каньона. Длинные тени легли на тропу. Начиналась саванна. Колючая зеленая поросль боролась за влагу в земле. Жесткие кустарники служили приютом для змей и сумчатых крыс. Над всем этим возвышались три скелета ветряных двигателей.
Не похожий на Дон-Кихота в своем «джипе», Викерс нахмурился, подъезжая к грязным каменным постройкам под этими башнями. Вряд ли здесь, так далеко на север, есть европейские форпосты. Все центры беженцев — дальше в глубь страны, вдоль эфиопской границы, или научных станций.
Ветряки были неодинаковые. Один служил как водокачка, два использовались для генерирования электричества. Здесь было необычно прохладно. Устойчивый бриз дул с моря. Утром ветер, может быть, переменится и земля опять нагреется.
Несколько огоньков зажглось в самом большом строении. Оно было одноэтажным и собранным из гофрированной стали, местного камня и земли. Лес в этих краях — величайшая редкость.
Он остановил, «джип» и вылез. Слева, в зарослях кустарника, скрывалась местная деревушка. Он стоял, любуясь наступающей африканской ночью, и тут услышал какой-то шорох или шепот. Он обернулся, поднял голову и остолбенел.
Наверно, все население деревни взобралось наверх — мужчины, женщины, дети. Они смотрели на заходящее солнце, закинув головы и простирая вверх руки. Какой-то местный шаман или вождь задавал ритм их гипнотическому напеву. И все они были голые и ярко-зеленые.