КАЛУГА, 1941
1
Навеки из ворот сосновых,
Веселым маршем оглушен,
В ремнях скрипучих, в касках новых
Ушел знакомый гарнизон.
Идут, идут в огонь заката
Бойцы, румяные солдаты.
А мы привыкли их встречать
И вместе праздничные даты
Под их оркестры отмечать.
Идут, молчат, глядят в затылок,
И многим чудится из них,
Что здесь они не только милых,
А всех оставили одних.
Вот так, свернув шинели в скатки,
Они и раньше мимо нас
Шагали в боевом порядке,
Но возвращались каждый раз.
«И-эх, Калуга!» — строй встревожил
Прощальный возглас. И умолк.
А вслед, ликуя, босоножил
Наш глупый, наш ребячий полк.
2
Каждый вечер так было. Заноют, завоют гудки.
Женский голос из рупора твердо и строго
Повторит многократно: «Тревога! Тревога!
Тревога!»
Суетливые женщины, стайки детей, старики,
Впопыхах что попало схвативши с собою,
В новых платьях, в парадных костюмах,
как будто на бал,
Устремлялись толпою
В подвал…
3
А мы еще вместе. Но рядом разлука,
Которой нельзя миновать.
Отец не спит, ожидая стука.
Слезы глотает мать.
4
Не по-русски, а вроде по-русски.
Необычен распев голосов.
Белоруски они, белоруски.
Из лесов. Из горящих лесов.
Гром войны. Громыханье телеги.
Разбомбленный, расстрелянный шлях.
И на скорую руку ночлеги
В стороне от дороги, в полях.
5
Пейзажа не было. Его смели и смяли
И затоптали… Лишь густая пыль
Да медленное умиранье солнца.
И снова пыль. И люди, люди, люди.
Стада, телеги — все одним потоком
Катилось. Шумы, окрики, слова
Слились в единый гул, роптавший глухо.
И желтые вечерние лучи
Ложились тяжкими последними мазками
На спины уходящих… Тучи пыли
Мгновенно скрыли от сторонних глаз
Позор и горечь шествия… А я,
Встречая уходящих на восток,
Прощался с детством.
ЗНОЙ
Как расшалившийся узбечонок,
Ветер прыгал и гикал в пыли.
Деревья с надеждою обреченных
Ждали, гадали, но тучи прошли.
И стало глуше и суше, чем прежде.
Солнце пекло, обжигая дома.
Обманувшись в последней своей надежде,
Степь сходила с ума.
ТАШКЕНТСКАЯ ЗИМА
Тяжелые жаркие зданья,
Горячая синева.
Гнилой мишурой увяданья
Посвечивает листва.
Туманом небо оденется,
Дождик собьет листву.
И сразу все переменится
Как бы по волшебству.
На грязном, сером и желтом —
Снежная бахрома.
Гостем, ввалившимся с холода,
В город войдет зима.
На сквере, в снега закованном,
Сквозь хлопья блеснут фонари.
И будет он заколдованным,
Белым всю ночь до зари.
А утро… Ожившему миру оно
Готовит иные сюрпризы.
Сосульками иллюминированы
Сверкающие карнизы.
Обходят ручьи пешеходы.
Гремит капели оркестр.
Четыре времени года —
И все за один присест!
И перемена погоды
Как перемена мест.
ТАШКЕНТСКАЯ ВЕСНА
1
Солнце! И арба в рассвете гулком
Месит грязь, дорогу бороздя.
Солнце! И клочки по закоулкам
От ночной сумятицы дождя.
Мгла рассеивалась, и росли в ней,
Солнцу подставляя синий снег,
Горы — насылательницы ливней,
Горы — прародительницы рек.