«Что за чепуха! — Пец двинулся, сердясь на себя. — Ходят же люди, вот и тропинка — а я что за цаца!»
В этот момент дунул ветер. Воздух шатнул Валерьяна Вениаминовича, взметнул порошу; качнулась под ногами тропинка. Он увидел, как предметы по сторонам заколыхались, будто были погружены в прозрачное желе. «Ну и ну…» Он сделал еще несколько шагов, балансируя руками. Снова качнуло местность. Поле перед ним с каждым шагом запрокидывалось круче. «Все правильно, я прохожу область краевых искажений».
Но он ее не прошел, эту область. Тело взмокло, желудок вел себя самостоятельно, ноги дрожали, сердце замирало — все признаки укачивания. Пец опустился на снежный холмик: пейзаж вокруг сразу выровнялся, сделался почти нормальным. «Ну, ясно, — он снял шапку, подставил ветру разгоряченную голову, — у почвы кванты почти обычные, а чем выше, тем они мельче, искажения сильнее. Здесь хорошо бы иметь глаза на ногах…»
Через минуту он пришел в себя, встал. Впечатление было необыкновенно сильным: он будто воспарил над накренившейся и завернувшейся краями вниз местностью. Пришлось обратно сесть.
Валерьян Вениаминович чувствовал растерянность и унижение. «И стыдно, и смешно, и ноги не идут… первооткрыватель! Еще покачивания эти — неужели нельзя было жестче натянуть канаты?.. И ведь я все фокусы НПВ понимаю. До чего, оказывается, ничтожно мое теоретическое знание, если по ощущениям я переживаю то же, что пережила бы забредшая сюда корова! Да корове и легче бы пришлось — у нее четыре ноги, глаза ниже. Что же мне, к подчиненным на четвереньках добираться?!»
Он рассердился всерьез, поднялся, глядя только под ноги. «Ну, хватит, возьми себя в руки, директор! Хорошо еще, не видит никто.
Я действительно знаю, что все это иллюзии неоднородного пространства, нет здесь ни провала, ни подъема. Я знаю и больше, что необязательно знать в однородном мире: пространство вокруг меня и во мне, во всем — мощная упругая среда, воспринимать как реальность надо не пустячные неоднородности в ней — домики, поле, деревья, канавы — а его самое. Пространство-время. Я в нем — как рыба в воде. Ну, вперед!»
Он зашагал — сначала балансируя руками, потом ровнее, спокойней. Обморочно покачивалась окрестность, кривлялись контуры строений, изгибалось поле… Но реальность была вокруг и в нем, основная, постигаемая рассудком реальность. Вскоре идти стало почти так же легко, как и перед Шаром.
«А что? — сказал себе Валерьян Вениаминович, отирая платком лицо. — Ты полагал, что если прошел войну, сделал научную карьеру и сочинил теорию, то уже познал жизнь? Нет, похоже, это еще впереди».
Вдали на тропинке показался человечек; он шел, быстро-быстро перебирая коротенькими ножками. «Еще исторический момент: встреча с первым сотрудником!» Завидев Пеца, человек остановился, поглядел по сторонам, снова двинулся вперед, ненатурально быстро вырастая в размерах. Его тоже пошатывало на ходу.
Вблизи Первый Встречный Сотрудник оказался приземистым мужчиной в зеленой армейской стеганке, в сапогах и в кубанке с синим верхом; через плечо был перекинут бунт ВЧ-кабеля в голубой хлорвиниловой оболочке. Из-под кубанки выбилась рыжеватая челка. Рыжими были и брови, и короткие щетинистые усы на обветренном докрасна лице. Голубые глазки недобро и настороженно глянули на Валерьяна Вениаминовича. Сотрудник явно был не в восторге от исторической встречи, хотел пройти мимо. Но Пец его остановил:
— Это куда же вы несете?
— А вам что за дело? — сипло сказал сотрудник.
— А то, что материальные ценности надо выносить через проходную. И по пропуску.
— А может, он у меня есть, пропуск. А так мне короче.
— А есть, так покажите, — с нарастающим отвращением к диалогу потребовал Пец.
— Чего-о? — Мужчина взглянул, будто примериваясь. — Да кто ты такой?
— Директор новый. Так как насчет пропуска?
— Директор… — В голубых глазках Сотрудника возникло смятение. Какой-то миг он колебался, не свалить ли ему Пеца ударом кулака и не кинуться ли в бег. Но — понял, что влип, раскис лицом и голосом. — Товарищ директор, так я ж… так мне же разрешили…