— Ширина нисколько не мешает сухости. Немцы бывают разные, но мне кажется, что ты больше похож на англичанина, Эрнст.
— Я плохо знаю английский.
— Можно быть англичанином и совсем не зная английского.
— Поезжай-ка в Америку без знания английского…
— Но ты, наверное, и поедешь!
Катерина имела на него кое-какие виды. Эрнсту она не нравилась резкостью своих суждений, а главное — неосновательной любовью к России, Украине… вообще славянам.
— Самое отвратительное зрелище — немец-славянофил! — сказал он, вставая и закрывая дверь в соседнюю комнату.
Затем он повернулся к отцу и сказал:
— Предварительно мне хотелось бы попутешествовать, отец.
— Куда же ты хочешь ехать? В Париж?
— В Австрию.
— В Вену?
— Нет, мне просто хочется побродить по Карпатам. Это многообещающие горы. Они, мне кажется, позволят свершить подвиг. Моя слава гнездится в Карпатах!
— Если тебе хочется славы, поступай в пожарные, — сказал с хохотом отец.
Эрнст отвечал серьезно:
— Я и хочу сделаться пожарным, который гасит бунты.
— Деньги гасят бунты, сынок, только деньги.
Деньги лишь помогают направить холодную струю воды в самое опасное гнездо пламени.
— Золотую струю, сынок, золотую!
«Подвиг требует действий, а не размышлений. Если видна цель, действуй! Доверься сердцу, инстинкту, и, если у тебя есть талант, ты придешь к желаемой цели. Средства не имеют никакого значения! Над ними не стоит думать. Когда ты будешь на вершине славы, толпа простит тебе все средства, даже самые грязные, самые отвратительные, самые низкие. Толпа не только простит, она поклонится тебе и воспоет тебя! С точки зрения ходячей нравственности Наполеон был бесстыдным и подлым. А о ком больше всего написано хвалебных книг и кто из поэтов, так кичащихся своей чистотой и неподкупностью, кто не воспел Наполеона?.. Организатор подлейшего сыска и чудовищных пыток Игнатий Лойола объявлен святым…» — так думал Эрнст.
Сначала Эрнст долго кружил по Украине. Он быстро свел знакомства с военными. Эти знакомства позволили ему сфотографировать все важнейшие объекты на железнодорожных путях, а также и некоторые укрепления, тайком возводимые русскими. Затем — не потому, что ему было трудно перевезти через границу негативы, а из удали и для упражнения — он перешел австро-венгерскую границу у Радзивилова. Во Львове он узнал, без особых хлопот, что помощник начальника разведывательного бюро генерального штаба австро-венгерской армии находится в Перемышле.
Эрнст не пошел в канцелярию помощника начальника австрийской контрразведки, а постарался познакомиться с ним в ресторане. Майор Ранд, низенький, курносый, пришепетывающий, любил цветы.
— Надеюсь, вы со мной не о разведении цветов хотите говорить? — спросил он после индейки, когда Эрнст приказал подать шампанского. — Не ради же разведения роз вы заказываете шампанское? Что вы продаете: всеобщее восстание в русской Польше, украинские легионы, экономические обзоры царства Польского? Ах, у нас чересчур много иллюзий!
Эрнст взял бокал и, легонько постукивая по нему ногтем, оказал:
— За Россию вы платите мало?
— За Россию мы платим совсем плохо, — ответил майор. — Я вижу, вы серьезный молодой человек, и я вам говорю: бросьте Россию. У нас очень много предложений. Например, только сегодня у меня были представители некоего Пилсудского. Они предложили мне обмен. Если австрийцы их поддержат, они обещают дать мне в помощь свою разведку в России. Ваше здоровье.
Они чокнулись.
— Возможно, я выдаю государственные тайны, — сказал майор, — но вы мне нравитесь. Кроме того, мне кажется, вы серьезно хотите работать на нашем поприще. Многообещающее дело! Что же касается представителей Пилсудского, — они болтуны.
— Я знаю их, — сказал Эрнст.
— Откуда вы знаете их? — спросил с удивлением майор Ранд.
— Через два номера от меня живут какие-то два поляка. Коридорный, тоже поляк, — наверное, ваш служащий, — чрезвычайно им обрадовался. Мне скучно. Я брожу по коридору. Коридорный выносит нечто, покрытое белым. Слишком таинственно его лицо, чтобы это «нечто» было ночным горшком. Я спотыкаюсь возле коридорного. Он, наткнувшись на мою ногу, падает. Странное дело: вместо ночного горшка из-под белого сыплются брошюры и газеты. Я, конечно, не замечаю этого, прошел дальше. Один из листков совершенно случайно пристал к моему пиджаку. И верх листка и подпись одинаковы: польская социалистическая партия. Я спускаюсь вниз и узнаю фамилии постояльцев: это доктор Витольд Иодко и некий банковский служащий Фолькенгайн.