— Слышу, слышу, эскулап,- с досадой отозвался Клим, осторожно отрываясь от стены. Прошлепал в спальню, выпил стакан рубинового бальзама и направился в душ. Купался долго, то с тихим наслаждением, с подвыванием, то с воплями и хлопаньем по спине и бокам, а когда вытерся и прошествовал в халате к «домовому», собираясь послушать новости, в гостиную вошла Карой.
С минуту они молча смотрели друг на друга, потом у Мальгина снова сработал какой-то музыкальный, «струнный» переключатель, в голове прошумел теплый ветер, и хирург уловил слабый пси-шепот в сопровождении волны грустных и одновременно вызывающе-дерзких настроений. Шепота он не разобрал, а «пакет» настроений исходил от Карой, с любопытством разглядывающей его голый череп. Где-то глубоко в колодце памяти на черном фоне мелькнул тающий мираж лица — кто знает, чьего? — и Мальгин очнулся.
— Привет.
— Я думала, что ошиблась квартирой, — проговорила женщина низким голосом вместо приветствия.- А знаешь, тебя безволосие не портит — лоб настолько высок, что скрадывает отсутствие волос.
— Спасибо,- хмыкнул Клим,размышляя: показалось ему или нет, что он «подслушал» мысли Карой, вернее, увидел ее эмоциональный портрет.
— Меня прислал Джума,- продолжала гостья, морща носик и оглядываясь в нетерпении: разбираясь в своих новых ощущениях, Клим забыл предложить ей сесть. — Но я думала, что вы, мастер, лежите и нуждаетесь в лечении и уходе.
— Нуждаюсь,- поспешно сказал Мальгин и сделал утомленный вид. — Особенно в массаже. Я, пожалуй, лягу под присмотр компа.
Карой рассмеялась.
— Малая подвижность, компьютеризация, а также избыток лекарств уже завели человечество в тупик, тебе этого мало? Можно, я сяду?
— О, биг пардон! — Клим дал «домовому» мысленную команду, и в гостиной выросли низкие кресла и столик.
— Мой любимый размер,- сказала Карой с иронией, пробуя кресло. — Любишь комфорт?
— А кто его не любит? — Хирург отдал еще одно распоряжение, и в комнату вплыл поднос, на котором стояли бокалы золотистого стекла, бутылка «Киндзмараули», тарелочки с тостами и коробка конфет.
— Надо же, мой любимый набор, — с той же интонацией протянула гостья.
Клим внимательно присмотрелся к ней, и снова где-то глубоко-глубоко, казалось, внутри позвоночника, тихо щелкнул переключатель, хирурга обдало волной несвойственных ему мгновенных переживаний, а в ушах прошуршал степной ветер и принес еле слышимый неразборчивый шепот, в котором угадывались слова: Джума… несмышленыш… не понять… одиноко…
Мальгин наполнил бокалы, пытаясь держать себя в руках, ничему не удивляться и выглядеть естественным и галантным. Он уже сообразил, что начал воспринимать эмоции и пси-сферу собеседника, как и в случае с Джумой, но было ли это результатом эксперимента, утверждать не брался.
— Комфорт любят все, — повторил он, поднимая бокал, — даже спортсмены и туристы, а не только старики и женщины. За тебя?
— За тебя. — Карой пригубила вино. — Насчет комфорта у меня свое мнение. Слишком памятны примеры, которыми нас нафаршировывали по методу Карнеги на первом курсе университета. Ты тоже должен помнить: в двадцатом веке комфортные условия, вместо обычного сосания груди, начали создавать ребенку сразу же в послеродовой период, а обернулось это болезнями для большинства детей и в конце концов физиологической незрелостью как наследственным признаком.
Мальгин покачал головой.
— Нам такую информацию не давали. Но пример действительно сильный. У тебя с этим было что-то связано?
— Вы, как всегда, проницательны, мастер. Моя ветвь по материнской линии начиналась от прапрапрабабушки, которая практически не могла ходить. Вся эта ветвь словно была проклята: болезни, болезни, пороки сердца, аллергия, хроническая слабость, малый рост…
Карой залпом выпила бокал, успокаиваясь, провела ладонью по лицу. Клим налил еще, проговорил, осторожно подбирая слова:
— Но ты, похоже, сломала эту закономерность.
— Повезло с отцом. Давай о другом. — Женщина откинула прядь волос за ухо, обнажая сверкающую каплю серьги. Капля набухла светом и сорвалась на пол, обозначив падение высверкивающей трассой. Серьга в ухе снова налилась алым сиянием и спустя несколько секунд уронила на пол очередь тающих огоньков.
— Нравится?
— Очень! — Мальгин был искренен. — А Джуме?
«Джума… странное имя… хороший парень… но вряд ли…» — прошипело в голове хирурга в сопровождении знакомого «ветра» и грустного вздоха, в то время как губы Карой оставались в покое.
— Джу хороший парень, — повторил Мальгин автоматически и увидел, как брови Карой взлетели вверх.
— Что?!
— Ничего, мысли вслух. — Губы пересохли, и Клим смочил их вином, не слыша, как медкомбайн в спальне заливается протестующим звонком.
Глаза Карой потемнели, с изумлением она справилась быстро и теперь смотрела на хирурга испытующе и недоверчиво.
— Вы никак читаете мои мысли, мастер. Неужели это — результат операции?
— Скорее всего — нет. Одну минуту, мне надо узнать, чего он хочет.
Мальгин поспешил в спальню, выслушал нотацию медицинского инка, выпил стакан бальзама и вернулся в гостиную.
— Пей без меня, мне, оказывается, еще нельзя, иначе угрожают смирительной рубашкой.
Женщина осталась серьезной.
— Если мои предположения верны, то…
— То что?
— Не знаю… надо подумать. Ведь ты еще ничего не решил, мастер?
Мальгин нахмурился.
— Не отвечай, — качнула она головой, — я вижу. И понимаю. Купава одна, с дочерью, Шаламов исчез… Я все понимаю. Я тоже ничего не решила, хотя всегда славилась решительностью. Что-то изменилось во мне, в тебе тоже — до операции, а теперь еще и прямая пси-связь… телепатия, как говорили раньше. Ты будешь знать обо мне все, а я о тебе… обычная слабая женщина, не интрасенс. Мне надо подумать, Клим. Может быть, ты становишься супером, как сказал Ваня Заремба?
— Это плохо?
— Не знаю. Спасибо за вино. Тебе действительно не нужна сейчас моя помощь?
— Помощь? То есть?
— Ну, умыть тебя, накормить, сделать массаж, — рассердилась Карой.
— Если честно, то нет, — кротко сказал Мальгин. — Хотя от массажа я бы не отказался.
— Это тебе сделает инк. Прощай, мастер. Извини, если я…
— Это не проявляется все время, — сказал Клим ей в спину, — не беги так поспешно. Я еще сам не разобрался, как и почему срабатывает мой… мое гипервидение. Не пугайся.
— Я не трусиха, и все же ты меня поразил, Клим. Я приду позже, выздоравливай… «черный человек»-да.
Вышла.
А Мальгин остался стоять, оглушенный, будто на голову рухнул потолок. В таком состоянии его и застал Железовский.
Человек-глыба молча подошел и положил свои огромные длани — руками их назвать язык не поворачивался — на затылок и лоб хирурга, и тому показалось, что под черепом приятно потянуло прохладным сквознячком. Аристарх кивнул сам себе и бесшумно сел в кресло Карой, принюхался.
— Духи «Витэ». От Джумы Хана тоже попахивает этими духами. Это была его жена?
— Испугалась и убежала, — слабо улыбнулся Мальгин. — Хотя, честно говоря, я испугался не меньше. До сих пор не верится…
— Все нормально, интрасенс, когда-то это должно было произойти.
— Как я выгляжу без волос?
— Очаровательно. Похож на Юла Бриннера, актера, играющего в старых ковбойских фильмах. Кстати, волосы можешь вырастить себе сам за два сеанса, это нетрудно.
— Я подумаю. Все утверждают, что такая прическа мне идет.
Мальгин налил вина в чистый бокал, поднял свой и сказал, кивнув на дверь в спальню:
— Черт с ним, пусть вопит.
Математик понимающе кивнул.
— С ним управиться легко, а вот с «минами» внутри труднее. Я пришел помочь тебе, — Аристарх не обратил внимания на протестующий жест хозяина, — разобраться в себе. Чем скорее научишься контролировать свое «экстра-я», тем легче будет справляться с синдромом «черного человека». И не смущайся, мне тоже помогли в свое время.
Клим проглотил вино, не чувствуя вкуса.