Сульдрун не двигалась с места. Ее внимание привлекали другие предметы — но все они напоминали антикварные редкости и сувениры, призванные скорее вызывать изумление, нежели выполнять какие-либо функции. Из вазы исходил цветной свет, подобно жидкости переливавшийся сверху вниз и снизу вверх, но остававшийся в пределах каких-то обусловленных границ. На стене висело восьмиугольное зеркало в раме из матового дерева. Дальше на колышках держался почти человеческий на первый взгляд скелет из черных костей, тонких, как ивовые прутья. Из лопаток скелета выступала пара дугообразных остовов крыльев, усеянных десятками мелких пор, оставленных перьями, а может быть и чешуей. Скелет демона? Заглянув в глазницы черепа, Сульдрун ощутила жутковатую уверенность в том, что эта тварь никогда не летала по воздуху Земли.
Головы-чертенята продолжали призывно увещевать ее: «Сульдрун, прекрасная принцесса! Подойди! — Не откажи нам в благосклонном внимании!»
Сульдрун сделала еще один шаг внутрь. Она наклонилась, чтобы изучить свинцовый грузик отвеса, плавающий в блюде, наполненном ртутью. На стене над блюдом, на свинцовой табличке, появлялись какие-то угловатые черные письмена, изменявшиеся, пока она смотрела — достопримечательное явление! Сульдрун не могла понять, что означают плывущие письмена, она еще никогда не видела таких букв.
Из-за зеркала послышался голос — и Сульдрун заметила, что нижняя часть рамы зеркала была вырезана в виде широкого рта с уголками, загнутыми вверх: «Письмена предупреждают: «Сульдрун, милая Сульдрун! Уходи отсюда, пока тебя не постигла беда!»»
Сульдрун оглянулась по сторонам: «Какая беда мне грозит?»
«Как только бесенята в бутыли ущипнут тебя за палец или за волосы, ты узнаешь, какая».
Обе головы тут же отозвались, перебивая одна другую: «Какое оскорбительное замечание! Мы безвредны, как голуби мира! — О, как горько подвергаться злопыхательствам и клевете, когда мы не можем даже надеяться на торжество справедливости!»
Сульдрун попятилась подальше от гомункула и обратилась к зеркалу: «А кто со мной говорит?»
«Персиллиан».
«С вашей стороны очень любезно, что вы меня предупредили».
«Возможно. Время от времени я руководствуюсь извращенными побуждениями».
Сульдрун осторожно подошла ближе к зеркалу: «Можно посмотреть?»
«Да, но учти, что тебе может не понравиться то, что ты увидишь».
Сульдрун задумалась. Что может ей не понравиться? В любом случае, предостережение даже разожгло ее любопытство. Она пододвинула к зеркалу трехногий табурет, стоявший в стороне, и влезла на него, чтобы смотреть прямо в стекло: «Персиллиан! Я ничего не вижу — то есть, как будто смотрю в небо».
Поверхность зеркала подернулась дрожью; на мгновение ей в лицо взглянуло другое, мужское лицо, безупречно красивое — темные вьющиеся волосы, тонкие брови над блестящими темными глазами, прямой нос, достаточно большой, но не слишком большой рот… Волшебство иссякло. Сульдрун снова смотрела в пустое пространство. Она задумчиво спросила: «Кто это был?»
«Если ты его когда-нибудь встретишь, он сам тебе скажет, кто он такой. А если ты его больше никогда не увидишь, то тебе и не нужно знать, как его зовут».
«Персиллиан, вы надо мной смеетесь».
«Возможно. Время от времени я показываю вещи, недоступные воображению, издеваюсь над невинностью, предлагаю нелицеприятную правду лжецам или не оставляю камня на камне от притворной добродетели — в зависимости от того, к чему меня склоняет извращенность. А теперь я замолчу, потому что мне так приспичило».
Сульдрун слезла с табурета, часто моргая — слезы наворачивались ей на глаза. Она растерялась от замешательства и подавленности… Двуглавый гоблин внезапно изловчился, выгнув одну из шей, и цапнул клювом волосы Сульдрун. Он едва дотянулся — ему удалось схватить только тонкую прядь, которую он вырвал с корнем. Спотыкаясь, Сульдрун выбежала из алькова. Она уже закрывала потайную дверь, когда вспомнила о свече. Снова забежав внутрь, она схватила ночной фонарь и скрылась. Дверь захлопнулась, приглушив глумливые возгласы развеселившегося гомункула.
Глава 5
В весенний день Бельтана, когда Сульдрун уже исполнилось одиннадцать лет, справляли древний обряд Блодфада, праздника поры цветения. Вместе с двадцатью тремя другими девочками благородного происхождения Сульдрун вступила в круг, обрамленный белыми розами, и возглавила павану — в качестве партнера ей назначили Беллата, принца Кадузского. Шестнадцатилетний Беллат, худощавый и подтянутый, отличался правильными, хотя и резковатыми, даже суровыми чертами лица и точно соответствовавшими этикету приятноскромными манерами. Некоторыми качествами он напоминал кого-то еще — человека, которого Сульдрун где-то видела. Кто это мог быть? Она никак не могла вспомнить. Пока они тщательно вышагивали павану, она изучала лицо партнера — и поняла, что тот изучает ее с не меньшим вниманием.