— Ин Ово… — выдохнула она, — почти достало нас…
Голень ее была изранена и кровоточила.
— …Какая-то тварь… ей удалось меня укусить…
— Все в порядке, — сказал Миляга. — Главное, обе ноги на месте. Клем! Клем!
Он был уже в дверях, из-за его плеча выглядывал Понедельник.
— У нас есть чем это перевязать?
— Конечно! Я сейчас…
— Нет, — сказала Юдит. — Отведите меня вниз. Этот пол не должен быть залит кровью.
Клем и Миляга понесли Юдит к двери, а Понедельник остался утешать Хои-Поллои.
— Никогда не видела Ин Ово таким, — сказала она. — Они неистовствуют…
— Сартори там побывал, — сказал Миляга. — Набирал себе армию.
— Он их здорово расшевелил.
— Мы уж было потеряли надежду тебя дождаться, — сказал Клем.
Юдит подняла голову. Лицо ее было восковым от пережитого потрясения, а улыбка выглядела слишком неуверенной, чтобы назвать ее радостной. Но все-таки она улыбалась.
— Никогда не теряй надежду на вестника, — сказала она. — В особенности, когда у него хорошие вести.
До полуночи оставалось три часа и четыре минуты, и времени на разговоры не было, но Миляга хотел услышать от нее хотя бы краткое объяснение того, что заставило ее отправиться в Изорддеррекс. Ее уложили в комнате напротив входа, которая, благодаря набегам Понедельника, была снабжена подушками, запасами еды и даже стопкой журналов, и там, пока Клем бинтовал ее ногу, она постаралась вкратце изложить события, произошедшие с того момента, как она покинула Убежище.
Рассказ дался ей не так легко, и пару раз, когда она описывала Изорддеррекс, ей пришлось просто махнуть рукой и заявить, что нет таких слов, которые могли бы описать то, что она увидела и почувствовала. Миляга слушал, не перебивая, хотя, когда она рассказывала о том, как Ума Умагаммаги посетила Доминионы, проверяя, чисты ли помыслы Синода, лицо ее помрачнело.
Когда ее рассказ был окончен, он сказал:
— Я тоже был в Изорддеррексе. Надо признать, он действительно изменился.
— К лучшему, — сказала Юдит.
— Я не люблю руин, какими бы живописными они ни были, — возразил Миляга.
Юдит ничего не ответила, но наградила его холодным взглядом.
— А мы здесь в безопасности? — спросила Хои-Поллои, ни к кому в частности не обращаясь. — Так темно.
— Ясное дело, в безопасности, — сказал Понедельник, обнимая девушку за плечи. — Весь дом закупорили. Он ведь к нам не заберется, верно, Босс?
— Кто? — спросила Юдит.
— Сартори, — сказал Понедельник.
— А он где-нибудь поблизости?
Молчание Миляги послужило достаточно красноречивым ответом.
— И вы думаете, что несколько замков его удержат?
— А что, нет? — сказала Хои-Поллои.
— Если он захочет войти, его не удержит ничто, — сказала Юдит.
— Он не захочет, — ответил Миляга. — Когда начнется Примирение, через дом будет проходить поток силы… силы моего Отца…
Мысль об этом показалась Юдит настолько же неприятной, насколько, как рассчитывал Миляга, будет она неприятной и для Сартори, но ответ ее был тоньше, чем простое выражение отвращения.
— Он твой брат, — напомнила она ему. — Не думай, что ему не придется по вкусу то, что здесь находится. Так что если он захочет, он придет и отнимет все, что ему нужно.
Он наградил ее суровым взглядом.
— Мы о чем говорим — о силе или о тебе?
Юдит помедлила, перед тем как ответить.
— О том и о другом, — сказала она наконец.
Миляга пожал плечами.
— Если это случится, решение принимать тебе, — сказал он. — Тебе уже приходилось делать выбор, и ты ошиблась. Может быть, настало время обрести хоть чуточку веры, Юдит. — Он встал. — Приобщись к тому знанию, которым все остальные уже обладают.
— И что же это за знание?
— Это знание о том, что через несколько часов мы станем частью легенды.
— Да-а-а, — тихо выдохнул Понедельник, и Миляга улыбнулся.
— Будьте осторожны здесь внизу, — сказал он и направился к двери.
Юдит оперлась на Клема и с его помощью встала на ноги. Когда она вышла из комнаты, Миляга уже шел по лестнице. Она не звала его — он сам остановился на мгновение и, не оборачиваясь, произнес:
— Я не хочу тебя слушать.
Потом он продолжил свой подъем, и по его опущенным плечам и тяжелой походке она поняла, что при всех его пророческих заявлениях в нем живет тот же червячок сомнения, что и в ней, и он боится, что стоит ему повернуться и посмотреть на нее, как червяк этот разжиреет и задушит его.