В Пятом Доминионе Миляга замер у границы тумана. Он поклялся себе, что никогда больше не покинет землю, но виски ослабило его решимость. Ноги охватил легкий зуд нетерпения.
— Ну, Босс, — сказал Понедельник. — Мы идем или что?
— А для тебя имеет значение, в какую сторону идти?
— Так уж получилось, что имеет.
— Все еще тоскуешь по Хои-Поллои, а?
— Она мне снится, Босс. Что ты будешь делать — каждую ночь косоглазые барышни.
— Ну что ж, — сказал Миляга. — Раз мы пустились в погоню за снами, то это вполне уважительная причина.
— Да-а?
— Вообще-то говоря, только эта причина и существует.
Он взял у Понедельника бутылку и сделал изрядный глоток.
— Пошли, — сказал он, и они нырнули в туман, побежав по земле, которая размягчалась и становилась ярче у них под ногами: асфальт превращался в песок, а ночь — в день.
Впереди мелькнули серые силуэты женщин на фоне павлиньего неба, но тут же вновь исчезли из виду. Сверкание дня все усиливалось, а вместе с ним рос и возбужденный шум голосов, исходивший от большой толпы, которая мельтешила вокруг тумана. Со всех сторон их обступили покупатели, продавцы, воры, и они едва успели заметить пробиравшихся через толкотню женщин. Они устремились за ними с новой энергией, но люди словно сговорились помешать их продвижению, и через полчаса бесплодного преследования, которое в конце концов привело их обратно к толкучке вокруг тумана, они были вынуждены признать, что их перехитрили.
Миляга был раздражен и сердит. Приятное гудение в голове уступило место сильной боли.
— Сбежали, — сказал он. — Давай кончать это дело.
— Эх, ядрена вошь…
— Люди приходят и уходят. Нельзя позволять себе привязываться к кому-нибудь слишком сильно.
— Поздно, Босс, — скорбно сказал Понедельник. — Я уже привязался.
Поджав губы, Миляга покосился на туман. По другую сторону их ожидал промозглый октябрьский холод.
— Знаешь, что я тебе скажу, — произнес он через некоторое время. — Пойдем-ка в Ванаэф и попробуем отыскать Тика Ро. Кто знает, может, он сумеет нам помочь.
Понедельник просиял.
— Ты — герой, Босс. Веди нас!
Миляга приподнялся на цыпочки, пытаясь сориентироваться в толпе.
— Беда в том, что я понятия не имею, где этот поганый Ванаэф, — сказал он.
Он схватил за шиворот ближайшего торговца и спросил у него, как добраться до холма Липпер Байак. Тот указал им направление, и они стали пробираться к краю рынка. Но там им открылся отнюдь не Ванаэф, а вид большого города, окруженного крепостной стеной. Улыбка вновь засияла на физиономии Понедельника, и он выдохнул имя, которое он так часто повторял, словно волшебное заклинание.
— Паташока?
— Да.
— Помнишь, мы ее нарисовали на стене?
— Помню.
— А какая она внутри?
Миляга уставился на бутылку у себя в руке, размышляя о том, пройдет ли охватившее его странное возбуждение вместе с головной болью, или останется.
— Босс?
— Что?
— Я спрашиваю: какая она внутри?
— Не знаю. Никогда там не был.
— Так пошли туда?
Миляга вручил бутылку Понедельнику и вздохнул. Это был ленивый, легкий вздох, после которого на лице его появилась улыбка.
— Ну что ж, мой друг, — сказал он. — Пожалуй, можно и сходить.
Так началось последнее странствие по Имаджике Маэстро Сартори, известного также как Джон Фьюри Захария, или Миляга, или Примиритель Доминионов. Собственно говоря, он вовсе не намеревался отправляться в путешествие, но, пообещав Понедельнику, что они найдут девушку его снов, он уже не мог найти в себе силы оставить его и возвратиться в Пятый Доминион. Разумеется, свои поиски они начали с Паташоки, которая стала еще более процветающей, чем раньше, благодаря близости нового Примиренного Доминиона, открывшего новые возможности для бизнеса. Почти целый год Милягу не оставляли мысли о том, как же выглядит Паташока внутри, и, наконец-то оказавшись в стенах города после такого долгого ожидания, он, разумеется, не мог не испытать некоторого разочарования, но беспредельный энтузиазм Понедельника сам по себе представлял любопытнейшее зрелище и служил ему хорошим напоминанием о том изумлении, которое он испытал, впервые оказавшись в Четвертом Доминионе вместе с Паем.