— С чем плохо, с тем плохо, — причмокнул Наркисс. — Большая нехватка, у нас теперь только и есть, что сами растим, а это пустяк пустяком. Ил Хоббитании нынче ни тебе листика. Ну, я уж покопаюсь в закромах-то, авось найдется.
Нашлась пачка неразрезанного табака — пятерым курильщикам на день-два.
— Южнолинчский, — сказал Наркисс. — Это у нас самый лучший, но куда ему до южноудельского, я и всегда так говорил, хотя вообще-то Пригорье ничуть не хуже Хоббитании, я, конечно, извиняюсь.
Его усадили в большое кресло у камина, Гэндальф сел напротив, а хоббиты между ними на табуреточках. Разговаривали они отнюдь не полчасика, и уж новостей господину Наркиссу хватило с избытком, впрочем, и он в долгу не остался. От их рассказов Лавр попросту опешил: ни о чем подобном он в жизни не слыхивал и лишь твердил как заклинание: «Да не может быть!» — на разные лады.
— Да что вы говорите, господин Торбинс… или, простите, господин Накручинс? Все-то у меня в голове перекру… перепуталось. Да вы шутить изволите, господин Гэндальф? Батюшки-светы, ушам не верю! И это в наши-то времена? Ай-яй-яй!
Наконец настал его черед: ему тоже было о чем порассказать. Оказывается, хозяйничал он с горем пополам — да что там, честно говоря, все из рук вон плохо.
— К Пригорью никто нынче и близко не подъезжает, — сказал он. — А пригоряне сидят по домам, замкнувши ворота на двойные запоры. А все почему. Все из-за тех чужаков, из-за отребья, которое — может, помните? — понабежало в Пригорье Неторным Путем год назад. Потом их стало как собак нерезаных. Всякие там были, конечно, были и бедолаги обездоленные, но все больше народ опасный, ворье и головорезы. И ведь у нас в Пригорье — это у нас-то в Пригорье! — поверите ли, до драки дошло. Честное, скажу вам, слово, дрались не по-здешнему, а сколько народу убили, и убили до смерти. Да вы же мне не поверите!
— Поверю, поверю, — сказал Гэндальф. — Много ли народу погибло?
— Трое и двое, — отвечал Наркисс, разумея отдельно людей и хоббитов. — Убили беднягу Мэта Бересклета, Разли Яблочка и коротыша Тама Деловика из-за Горы, а заодно, представьте себе, Вилла Горби с дальних склонов и даже одного Накручинса с Пажитей — вот такие были мужики, очень их не хватает. А Бит Осинник и Горри Козельник, который стерег Западные Ворота, — эти переметнулись и с теми убежали: скажу вам по секрету, они-то их наверняка и впустили. В смысле когда была драка, в ту ночь. Потому что им еще раньше было сказано: давай отсюда — и пинка на прощание, ну как то есть раньше, еще Нового года, а драка была, точно говорю, в новом году, как раз снегу навалило.
Ну и пусть бы их, ладно, живут себе и живут с лиходеями, где там они живут — в Арчете или в северной пустоши. Прямо как не сейчас, а тыщу лет назад, расскажи — не поверят. В общем, по дороге не проедешь ни туда, ни сюда, и все на всякий случай спозаранку запираются. А вдоль ограды, конечно, ходят сторожа, и возле ворот стоят заставы — это по ночам-то.
— Скажите пожалуйста, а нас никто не тронул, — удивился Пин. — И ехали мы медленно и не остерегались. Ничего себе, а мы-то думали, что все безобразия позади.
— Ох, господин Перегрин, не позади они, а впереди, — вздохнул Наркисс, — вот ведь беда-то. Это, знаете, немудрено, что они к вам не подступились. Еще бы, тут тебе и мечи, и шлемы, и щиты, и вообще. Впору бежать да прятаться: я и то малость струхнул, как вас увидел.
Так вот оно что! Дивятся-то вовсе не чудесному их возвращению, а их диковинному виду. Сами они привыкли к воинам в ратном доспехе, и невдомек им было, что из-под их плащей сверкали кольчуги, на головах были причудливые гондорские и ристанийские шлемы, щиты украшены яркими гербами и что у себя дома они выглядели опасными чужестранцами. А тут еще Гэндальф в белом облачении и шитой серебром синей мантии, с длинным мечом Ярристом у бедра, верхом на огромном сером коне.
Гэндальф рассмеялся.
— Ну-ну, — сказал он, — если они попрятались от нас пятерых, то видывали мы врагов и пострашнее. Стало быть, нынче-то ночью можете спать спокойно.
— Да вы же сегодня здесь, а завтра там, — вздохнул Наркисс. — Чего ж бы, конечно, лучше, коли б вы у нас погостили. Мы ведь к таким делам непривычные; опять-таки, говорят, и Следопыты эти все куда-то подевались. Правду сказать, в долгу мы перед ними, зря языки чесали. Да и не только грабители нас донимают: с ними мы бы еще, может, как-нибудь управились. Волки зимой завывали у самой ограды. А в лесах завелись какие-то черные твари, привидения не привидения, про них и подумать-то страшно, аж зубы клацают. Короче, живем лучше некуда, извините за прямоту.