Градоправитель переводил взгляд с Торина на эльфов и обратно. Ему вовсе не хотелось ссориться с эльфийским королем, который был могущественным владыкой; он не слишком прислушивался ко всяким песенкам, благо у него были другие дела, поважнее, — торговля, пошлины, товары с юга и тому подобное. Но жители города думали иначе, и вскоре все решилось само собой, без участия градоправителя. Весть о возвращении гномов в мгновение ока разлетелась по Эсгароту. Повсюду раздавались возбужденные возгласы, на улицах собирались толпы. Кто-то запел древнюю песню о возвращении короля; никого не волновало, что вернулся внук Трора, а никак не сам Трор. Другие подхватили, и песня полетела над озером:
Вообще-то песня была гораздо длиннее, пели ее под звуки арф и скрипок и под громкие крики. Все перемешалось. Такой суматохи, по правде сказать, не припомнил бы и самый дряхлый дед в Эсгароте. Лесные эльфы призадумались и даже немножко испугались. Может быть, их король и впрямь ошибся? Градоправитель понял, что ему не остается ничего иного, как подчиниться общему мнению и притвориться, будто он верит, что Торин — тот, за кого себя выдает. Поэтому он усадил Торина в свое кресло. Фили и Кили расположились рядом. Бильбо тоже нашлось местечко за столом; его, как ни странно, ни о чем не расспрашивали, и никто не требовал гномов объяснить, что это за коротышка.
Чуть погодя в Эсгарот привезли остальных гномов. Их встретили с не меньшим восторгом. Всех сперва накормили, затем смазали снадобьями царапины и синяки, а потом вселили в просторный дом — словом, прием оказали самый радушный. К услугам Торина и компании всегда были готовы лодки с гребцами, а под окнами дома дни и ночи напролет бурлила огромная толпа; люди веселились, распевали песни и прямо ревели в упоении, стоило кому-либо из гномов показаться в окне.
Песни были разные — и старые, и совсем новые. В новых говорилось о гибели дракона и о спешащих вниз по реке кораблях с богатыми дарами от нового Короля-под-Горой. Эти песни сочиняли в основном по настоянию градоправителя; гномам они не очень-то нравились, но приходилось терпеть. С путниками носились как с писаной торбой. За неделю гномы как следует отъелись и отдохнули, подстригли и расчесали бороды, надели платья своих любимых цветов и расхаживали гордой поступью. Торин выглядел так, словно уже обрел свое наследное королевство, порубив Смога на мелкие кусочки.
К маленькому хоббиту гномы день ото дня относились все лучше. Они пили за его здоровье, дружески хлопали по спине, больше не ворчали и не шпыняли за каждый пустяк — словом, всячески о нем заботились, что было весьма кстати, поскольку Бильбо было не до веселья. При одной мысли о жуткой Горе, под которой к тому же залег дракон, его бросало в дрожь; вдобавок он ужасно простыл. Три дня подряд хоббит не выходил на улицу, а все его речи на пирах состояли из одной фразы:
— Баое паибо!
К тому времени плотогоны успели вернуться в Лихолесье, и в королевском дворце начался настоящий переполох. Не знаю, что сталось с командиром стражи и с виночерпием, но думаю, им крепко влетело. Разумеется, гномы из осторожности ни словом не обмолвились о похищенных ключах и о путешествии в бочонках, а Бильбо благоразумно не надевал кольца. Догадки и слухи множились, но ничего не было известно наверняка; разве что никто из эльфов не сомневался в причастности загадочного господина Торбинса к побегу. Как бы то ни было, теперь эльфийский король узнал, куда и зачем идут гномы.
— Великолепно, — сказал он сам себе. — Посмотрим, посмотрим. Без моего согласия никто никаких сокровищ через лес не пронесет. И помоему, гномы не вернутся. Дракон сожрет их с потрохами — и поделом! — Король ни капельки не верил в то, что гномы всерьез хотят сразиться с драконом. Скорее уж они замыслили ограбить Смога или что-нибудь еще вроде этого. И все это лишний раз доказывает, насколько эльфы мудрее людей! (Впрочем, вы скоро убедитесь, что король был не совсем прав в своих подозрениях.) Владыка эльфов разослал по Глухоманью лазутчиков и стал ждать.