Вскоре наши моряки заметили, что его глаза разгорелись и засветились каким-то необычайным блеском, дыхание стало учащенным, неровным, прерывистым и свистящим. Все его тело, в котором жизнь как бы удесятерилась, испытывало сильные сотрясения, как бы под напором какой-то посторонней силы.
— Довольно! Довольно! — воскликнул Андре, не на шутку встревоженный. — Вы себя убьете!
— Нет! Не бойтесь! — возразил доктор громовым голосом. — Я только сжигаю свой углерод, «я худею»!
После этого он возобновил этот своеобразный сеанс поглощения кислорода, продолжавшийся в общей сложности семь или восемь минут.
— Ну а теперь, если у вас есть на то охота, покурите и вы! Не бойтесь, опыт совершенно безвреден, я ручаюсь за это!
— Нет, уж лучше завтра, после того, как вы нам объясните, каким образом это вдыхание и поглощение кислорода в таком большом количестве заставляет худеть или, вернее, противодействует ожирению, на которое мы обречены.
— Да это ясно как божий день. Масла, жиры и жмыхи, словом, все эти вещества, не содержащие в себе азота, вводимые в организм, предназначены исключительно для поддержания животной теплоты, а тем самым и движения! Они являются, так сказать, топливом организма.
Дыхание есть своего рода сгорание, происходящее в организме. Если тело само доставляет эти элементы, то разрушается и уничтожается. В таких случаях пища, не содержащая азота, прекрасно противодействует этому разрушению и даже более, подобно тому, как это делает топливо, подкинутое под котлы паровой машины.
Благодаря этому сгоранию, подобному тому, которое приводит в движение машину, человеческое тело сохраняет свою теплоту, а вместе с тем и движение.
Почти всегда в организме есть излишек жиров, которые не расходуются для повседневных потребностей, и этот излишек жира равномерно распределяется по всему телу и его поверхности, чтобы служить запасом на случай надобности. Это ясно уже из того, что люди полные и жирные легче переносят холод, чем сухие и худощавые, потому что у них есть постоянный запас тепла. А верблюды, у которых в горбах богатые запасы жира, могут только благодаря им терпеть бесчисленные лишения пищи и питья, но в конце концов кожа этих горбов отвисает, как пустой мех, из которого выпили вино, потому что запас жира, содержавшийся в них, истощился.
И так же, как в машине без топлива нет движения, точно так же и в человеческом организме без жира нет теплоты. Вы меня поняли, надеюсь?
— Ну, конечно, отлично поняли! — воскликнули разом оба слушателя.
— Вот почему эскимосы, самоеды и другие жители полярных областей поглощают громадное количество жиров: иначе их тело не могло бы сохранять в достаточной степени свою внутреннюю теплоту.
То, что мы принимаем в них за извращение вкуса, есть не что иное, как непреодолимая и естественная потребность их организма при условиях полярной жизни. Поэтому на экваторе можно легко обходиться без жиров, так как организм несравненно меньше расходует топлива и легче сохраняет свою внутреннюю теплоту.
— Мне думается… — начал Андре.
— Ну-ка скажите, что вы думаете?
— Мне думается, что эти дикари, которые на практике постигли то, что вы нам сейчас разъяснили, заставляют нас поглощать в двадцать раз большее количество жиров, чем то, какое мы можем израсходовать, особенно будучи лишенными движения. Следовательно, этот жир станет отлагаться на поверхности нашего тела, и мы разжиреем.
— Интересно будет посмотреть на меня, когда я раздобрею и отпущу себе брюшко, как какой-нибудь добродушный старый рантье! — засмеялся Фрике, мысленно представляя себя в необъятных размерах молодого гиппопотама.
— И вот, — продолжал Андре, улыбнувшись шутке своего юного приятеля, — вы поглощаете неимоверное количество кислорода, который помогает вам уничтожать все эти жирные вещества. Словом, вы, как бы желая скорее осушить сосуд, переполненный маслом, вместо одной светильни зажигаете их десять одновременно.
— Браво! Ваше сравнение превосходно и притом совершенно верно, — одобрил доктор.
— Но скажите, бога ради, мне кажется, что, засунув два пальца в рот и облегчив себе желудок таким весьма упрошенным способом… словно при морской болезни… можно достигнуть того же самого без особых хлопот, — заметил Фрике.
— Я и сам об этом подумал. Но эти проклятые дикари не позволили мне применять данный способ. Они приставили ко мне на трое суток и днем и ночью часовых, которым было вменено в обязанность ни под каким видом не допускать подобной попытки с моей стороны. Вследствие этого я и был вынужден изобрести это новое средство противодействия, которое до настоящего времени я, благодарение Богу, применял с полным успехом, — закончил доктор, с самодовольным видом оглядывая свой торс, иссохший, как старый пергамент.