— Она на курсах повышения квалификации по проблемам недостатка микроэлементов в пище, — сказал он. — Я проходил их в прошлом году. Землянам они не нужны, разве что в таких местах, как Бразилия. А в чем дело?
— Наоми Митчисон осудили.
— А она виновна?
— Почем я знаю? Она лгала насчет чего-то. Она хочет, чтобы я провел с ней последнюю ночь.
— И что? Вы же с ней старые друзья?
— А как к этому отнесется Тэффи?
Он выглядел озадаченно.
— Вы ее знаете. Она не считает, что владеет правами на кого-либо из нас. В любом случае это же миссия милосердия. Вы посидите с больным другом. Здесь сейчас нет никого более недужного, чем Наоми Митчисон. — Не получив ответа, он спросил: — А что вы вообще хотите услышать?
— Я хочу, чтобы кто-нибудь меня отговорил.
Он обдумал это:
— Тэффи не будет. Но она захочет подержать вас за руку, когда все кончится. Я так думаю. Я скажу ей. Может, завтра поутру она сможет выкроить время. Сообщить вам?
— К черту!
— Пациент некоммуникабелен. Поможет ли, если я признаю свою симпатию? Если ее не освободят, я напьюсь с вами.
— Возможно, мне это понадобится. Хирон, отключить телефон. Хирон, вызови по телефону два-семь-один-один.
Черт. Я решил заставить себя пройти через это.
Перед ее дверью стоял коп. Он снял мою сетчатку и проверил на городском компьютере. Он ухмыльнулся мне с высоты своего роста и собрался что-то сказать, но, глянув снова, передумал. Вместо этого он заметил:
— Выглядишь так, словно это тебя должны разобрать.
— Ощущения такие, что это уже произошло.
Он пропустил меня.
Настало время веселиться. Наоми надела парящие и светящиеся прозрачные одеяния, голубые с вспышками алого. У бабочки, трепетавшей на ее веках, были переливчатые синие крылья. Она улыбнулась и пригласила меня внутрь. На миг я забыл, зачем здесь нахожусь. Потом ее взгляд метнулся к часам, мой — вслед за ним. 18:10 по городскому времени.
Раннее утро, 06:28 по городскому времени. Когда я вышел, мне в глаза уставились два оранжевых полушария. Я посмотрел вверх. Коп, охранявший дверь Наоми, был заменен Лорой Друри.
— Сколько у нее осталось? — спросил я.
— Полчаса.
Проклятье, я ведь уже знал об этом. Все образы в голове заволокло туманом. Позже я припомнил холодок в тоне Друри. Тогда же я был не в том состоянии. Я сказал:
— Я не хочу позволить ей спать и не хочу ее будить. Что я должен сделать?
— Я ее не знаю. Если она заснула счастливой, пусть спит.
— Счастливой? — Я покачал головой.
Она не была счастлива. Может, разбудить ее? Нет.
— Я хочу поблагодарить вас за звонок. Это было добрым поступком.
— Да не за что.
Я подумал, а не сказать ли Лоре, что ей лучше отдать телефон в ремонт или произносить команды почетче. Вот до чего я ошалел. Сказать лунянке, что она продемонстрировала свою наготу плоскоземельцу? Только не я. Я помахал рукой, повернулся и, качаясь, побрел к лифтам.
На первом этаже я решил, что хочу остаться один, и нацелился в сторону своего номера. Но, еще не дойдя, передумал.
Тэффи секунду изучала меня. Потом втащила меня внутрь, сдернула мятую одежду, уложила на кровать лицом вниз, смазала маслом и начала массировать. Почувствовав, что напряжение немного покинуло меня, она заговорила:
— Хочешь побеседовать об этом?
— Мм… Пожалуй, нет.
— А чего ты хочешь? Кофе? Или выспаться?
— Только еще массаж, — сказал я. — Она была идеальной хозяйкой.
— Это был ее последний шанс.
— Это было время воспоминаний. Она хотела в одну ночь закрыть пропасть десяти лет. Мы очень много говорили.
Она ничего не ответила.
— Тэффи? Ты хочешь иметь детей?
Ее руки замерли, потом продолжили разминать мускулы лодыжек и ахиллово сухожилие.
— Когда-нибудь.
— Вместе со мной?
— Что тебя навело на эту мысль?
— Наоми. Крис Пенцлер. Они оба ждали слишком долго. Я бы не хотел ждать слишком долго.
— Беременная женщина не может быть хорошим хирургом, — заметила она. — Становится неуклюжей. Мне придется прервать карьеру на шесть-семь месяцев. Я должна буду об этом поразмыслить.
— Правильно.
— И я хочу завершить мою здешнюю командировку.
— Правильно.
— Я хочу выйти замуж. Контракт на пятнадцать лет. Я не хочу растить детей одна.
В дурмане усталости я так далеко не заглядывал. Пятнадцать лет! Но тем не менее…
— Звучит разумно. Сколько у тебя прав на рождение?
— Лишь на двоих.