— Хорошо. У меня тоже. Почему бы нам обоим их не использовать? Более эффективно.
Она поцеловала меня в поясницу и продолжила обрабатывать кости и суставы ног.
— Что она сказала такого, заставившего тебя задуматься о детях? — спросила Тэффи.
Я попытался вспомнить…
Наоми порхала у бара в облаке голубых и алых цветов. Она приготовила флотский грог в огромных пузыреобразных бокалах с подвернутыми ободками. Я сообразил, что оставаться трезвыми в программу не входило. Она спросила:
— Что ты делал десять лет?
Я рассказал ей, как сбежал с Земли в Пояс, подчеркнув ее роль в этом. Я подумал, что это ей понравилось. Я рассказал ей, как мы установили бомбу, чтобы сместить небольшой астероид, как астероид разлетелся вдребезги и каменный осколок прошел через корпус корабля, через мою правую руку и через Кубса Форсайта.
— Обычно я просто говорю, что меня задело метеором. Но это был наш собственный метеор.
Она пожелала, чтобы я показал свою воображаемую руку. При лунном тяготении ею можно было удержать вес стакана, тем более почти пустого к этому времени.
Она рассказала мне про жизнь с Итчем. Он был дико ревнивым и в то же время неразборчивым любовником, он спал с женщинами, которые по сравнению с Наоми выглядели генетическими уродинами. У него было хрупкое эго, как у любого неудачливого комика…
— Так почему ты вышла за него замуж?
Она пожала плечами.
Я продолжал, не подумав:
— Тебе нравилась его ревность? Может, это удерживало других мужчин на правильном расстоянии?
— Мне не нравилось получать пощечины!
Я хотел было сменить тему, но тут она добавила:
— Когда я выбиралась из этого окна в ванной, то поклялась, что никогда больше не позволю мужчине сделать мне ребенка. Еще до того, как я узнала, что Миранда мертва.
— Это очень серьезное дело, чтобы так просто отказаться.
На миг ее облик стал осторожным, скрытным.
— Может, я проиграла в эволюционной игре. У тебя ведь тоже нет детей?
— Пока нет.
— И ты тоже вне эволюционной игры?
— Пока нет. — Я приподнял пустой бокал в воображаемой руке. — Время от времени меня едва не убивают. Может быть… может быть, время уже настало.
Наоми вскочила так энергично, что на миг воспарила над полом.
— К дьяволу все это. Посмотрим, что у нас на обед.
— Были темы, которых она избегала, — сказал я Тэффи.
Она трудилась над моими плечами.
— Это неудивительно.
— Само собой. Банки органов, выстрел в Пенцлера… и дети. Она быстро свернула в другое русло, и это, догадываюсь, тоже неудивительно.
— Джил, ведь ты ее не допрашивал?
— Нет! — Впрочем, я вздрогнул. Все-таки виновен? — Я только подмечал разные вещи. Думаю, она солгала суду. Я это точно знаю. Но почему?
— Наверно, была не в себе.
— Да уж. Я спросил, почему она вернулась на Луну. Она сказала, что была в плохом настроении и безжизненность Луны ее вполне устраивала. Но она выходила наружу только в тот раз. Хоувстрейдт-Сити вовсе не безжизненное место, и она вовсе не находилась безвылазно в своем номере.
— И что?
У меня не было ответа.
Тэффи проговорила:
— Этим вечером я отправляюсь к Морю Восточному. В Марксграде нуждаются…
— Черт!
— …в хирурге со специальной подготовкой по вегетативной мышечной системе. Я там узнаю кучу нового. Мне жаль, Джил.
— Черт возьми, я просто счастлив, что ты не уехала еще вчера. Я напьюсь с Гарри.
— Повернись. Ты хочешь заснуть? Здесь?
— Я не знаю, чего хочу. Я думал, что не хотел даже разговаривать.
Освещение померкло. Сначала я почти не обратил внимания. Спустя полминуты свет снова разгорелся, и я вдруг оказался сидящим с вытаращенными глазами. На мне выступил пот.
— Ускоритель масс? — спросила Тэффи.
— Да. Она уже в пути. Когда Лукас Гарнер был мальчиком, такое мигание света означало включение электрического стула.
— Что?
— Не важно.
— Ложись. — Она стала трудиться над моим животом. — Не понимаю, почему ты так потрясен всем этим. Мне казалось, она вообще никогда не спала с тобой.
— Нет. Хотя — один раз.
— Когда?
— Сегодня, около двух часов ночи.
Я несколько опешил, кода Наоми подняла эту тему.
— Я думал, что секс — последнее, что будет у тебя на уме.
— Но это наш последний шанс. Разве что ты подождешь шесть месяцев, а потом приобретешь подходящую… — Она умолкла, ужаснувшись.
— Не смешно, — сказал я.