Позже меня вызвал на разговор Крис Пенцлер. Он уже не двигался как инвалид, и часть пены отшелушилась с его груди, оставив голую розовую кожу, окаймленную толстыми черными волосами. Теперь он был куда жизнерадостнее.
— Паренек из Канзаса, ты не замечаешь разнообразия в самом Поясе. Ты видишь лишь обычаи, отличные от обычаев Канзаса. Что произойдет с женщиной Пояса, которая пожелает растить детей в невесомости? Как поясники отнесутся к горнодобытчику, который не следит за своим оборудованием? Или к нэйдеристу?[84] Мы все, — он похлопал себя по макушке, где начинался остаток его поясникового гребня, — стрижем волосы одинаково. Это тебе ни о чем не говорит?
— Должно, — признал я. — Но мы члены комитета, мы ведь все в некотором смысле политики. Зануды от природы. Что, если ООН начнет вмешиваться в законы Пояса?
Он рассмеялся:
— Мне о таком даже неинтересно думать…
— Совершенно верно и понятно. Когда такое случилось, вы отделились от Земли! И что же вы думаете о законах АРМ?
Он заявил то, о чем я и сам знал: законодательство Земли делает нас немногим лучше органлеггеров.
— Почему же вы не предпримете что-нибудь насчет этого? — спросил я.
— А как?
— Вот! Вы не имеете сил надавить на Землю. Но полагаете, что держите лунную экономику за горло.
— Джил, я давлю там, где, как мне кажется, есть шанс чего-то добиться.
— Луна может быть сильнее, чем вы думаете, или решительней. Вы можете выиграть войну, коли дойдет до этого, но понравитесь ли вы сами себе впоследствии? И сможете ли вы удержать ООН в нейтральной позиции? Нам бы не хотелось увидеть рядом с Землей корабли Пояса, применяющие астероиды как снаряды.
Эти случайные разговоры были даже важнее, чем заседания. Мы теперь выходили на перерыв во второй половине дня. Обедали по трое: лунянин, поясник и плоскоземелец. Искали компромиссы, пока полные желудки делали нас податливыми. Иногда такой подход имел успех. Но некоторые заработали несварение.
Меня снова разбудил кошмар.
На четвертый день, имея в запасе три часа перед обедом с Чарльзом Уордом и Хильдегард Куифтинг, я зашел в свой номер и завалился на кровать, чтобы посмотреть новости.
Вот какой момент я помню: Мари де Санта Рита Лижбон, бразильский планетолог, проводила какие-то раскопки к югу от Тихо. В тот день рано утром она забрела в пылевое озерцо, чтобы установить оборудование. Ее ноги сначала похолодели, потом онемели. Если бы она испугалась чуть позже, все было бы кончено. Когда она добралась до края озера, ее ноги замерзли до колен. Прежде чем подоспела помощь, она грохнулась так, что сломала ребра и заработала крошечную дырочку в скафандре. Только через десять минут она сообразила, что означает боль в ушах. Она налепила заплату на разрез и продолжила двигаться на замерзших ногах, с пострадавшими от декомпрессии ушами и одним легким.
Интересная история, не так ли? Особенно хорошо я запомнил покровительственный тон, словно никто уровнем повыше обезьяны из саванн не поступил бы так по-идиотски. Все прочие новости оказались местными и наводили такую скуку, что вскоре усыпили меня.
Не надо было мне спать днем.
Бродя в темном расплывающемся лесу, я наткнулся на Наоми, спавшую в узорном гробу двадцатого века — с матрасом. Я знал, как разбудить ее. Подойдя к гробу-кровати, я нагнулся и поцеловал ее. А она рассыпалась на части. Я пытался собрать ее обратно…
И проснулся, а в голове неслись друг за другом вопросы.
…Разве кто-либо по доброй воле согласится попасть в банки органов? Это было ее личное дело, сказал я себе, она дала это ясно понять. Но что она могла скрывать такого, что стоило бы подобной жертвы?
Другое преступление?
…В первый же мой вечер на Луне она позвонила мне. Почему? Ведь не потому, что жаждала снова увидеть меня. Она знала, что я работаю в АРМ. Не проверяла ли она, вдруг я что-то заподозрил?
…Она утверждала, что бродила по пустошам к западу от города. Назвала это своим алиби. Для чего ей алиби? Куда она могла добраться пешком за четыре часа?
Я уже не мог отделаться от этих мыслей.
В немалое остававшееся свободное время — за целых десять минут до того, как идти на обеденную беседу с Чарльзом Уордом и Хильдегард Куифтинг, — я попытался позвонить Лоре Друри. Ее телефон объявил, что она спит; перезвоните завтра после половины первого. Надеюсь, мой ответ не записался.
Позже, в тот же вечер, я вызвал карту окрестностей города и некоторое время изучал ее.
84
— Сторонник взглядов Ральфа Нэйдера (р. 1934), американского политического и общественного деятеля левоцентристского толка.