Чуть-чуть встревоженная, чуть-чуть ослепленная всем этим великолепием, а главное, повинуясь неизбежному, Эделина скользнула под золототканое одеяло.
— Я была права, — воскликнула она. — Говорила я, что новые простыни царапают тело! Ведь я-то знаю!
Лихорадочными движениями Людовик сорвал с себя рубашку, обнажив впалую грудь и костлявые плечи; неуклюже-тяжелый, он бросился на Эделину с поспешностью отчаяния, словно боялся упустить благоприятное мгновение…
Тщетная поспешность. В иные минуты владыки мира мало чем отличаются от всех прочих людей и столь же не властны над собой. Желание, охватившее Людовика, было чисто рассудочным. Судорожно вцепившись в плечи Эделины, он с отчаянием утопающего притворялся, что может сбросить с себя постыдную слабость, которой, казалось, не будет конца… «Если он удостаивал такими ласками королеву Маргариту, — подумала Эделина, — то немудрено, что она его обманывала».
И ее молчаливое пособничество, и все его усилия, отнюдь не царственные и не победоносные, не увенчались успехом. Наконец он отпустил ее, весь дрожа, мучимый стыдом, стараясь удержать яростные слезы, навернувшиеся на глаза.
Эделина пыталась, как могла, успокоить своего возлюбленного.
— Ведь вам пришлось так много ходить сегодня. Вы замерзли, — твердила она, — да и на сердце у вас тяжело: шутка ли, похоронить родного отца. С любым на вашем месте так было бы.
Не отрываясь, Людовик глядел на эту белокурую красавицу, такую покорную и в то же время недоступную, лежавшую рядом с ним, словно живое воплощение некой мифологической кары, и с сочувствием смотревшую на него.
— Все из-за этой суки! — произнес Людовик. — Все из-за этой суки…
Эделина испуганно отодвинулась, решив, что это оскорбительное слово обращено к ней.
— Я думал о Маргарите. Не могу я помешать себе о ней думать, не могу не представлять ее себе… Да и это ложе! — воскликнул он. — Будь оно проклято, на свое горе ложится сюда человек.
— Да нет, ваше величество, — кротко возразила Эделина, привлекая короля к себе. — Да нет, это хорошая постель, но ведь это постель короля. И я понимаю, в чем тут дело: чтобы прогнать одолевающие вас видения, нужно положить на это ложе настоящую королеву.
Этот совет Эделина дала скромным, взволнованным тоном, отнюдь не обижаясь и не сердясь, ибо по своей природе она была по-настоящему добра.
— Ты так думаешь, Эделина? — живо спросил король, поворачиваясь к своей возлюбленной.
— Ну да, ваше величество, поверьте мне, что это так, на королевском ложе нужна настоящая королева.
— Может быть, скоро я и обзаведусь королевой, говорят, она тоже блондинка вроде тебя.
— Большего комплимента вы мне не могли сделать, — ответила Эделина.
И все же она отвернулась, чтобы скрыть боль, которую причинили ей эти слова.
— Говорят, что она очень красивая и добродетельная, — продолжал свой рассказ Сварливый, — а живет она в Неаполе…
— Конечно, ваше величество, конечно, я уверена, что она даст вам счастье. А теперь попытайтесь-ка заснуть.
С этими словами Эделина прижала к своему теплому, пахнущему лавандой плечу голову короля. По-матерински снисходительная, слушала она, как грезит Людовик о неведомой ему женщине, об этой далекой принцессе, чье место она столь безуспешно старалась занять нынче ночью. В мечтах о чудесном завтра Людовик забыл о своих вчерашних неудачах и недавнем поражении.
— Ну конечно, ваше величество, именно такую супругу вам и надо. Сами увидите, как вам будет с ней хорошо.
Наконец Людовик замолк. Эделина лежала, боясь шелохнуться. Широко раскрыв глаза, она задумчиво вглядывалась в дрожащий огонек ночника и ждала зари, чтобы незаметно покинуть опочивальню.
Король Франции спал.
Часть II. ВОЛКИ ПЕРЕГРЫЗЛИСЬ
Глава 7
Всякий раз в течение шестнадцати лет Ангерран де Мариньи, входя в зал, где собирался Королевский совет, знал, что встретит там своих друзей. А этим утром, переступив порог зала, он сразу же почувствовал, что все, все переменилось, все пошло иначе, и замер на мгновение у двери, положив левую руку на ворот камзола и сжимая в правой руке мешок с бумагами.