— Прохор Николаевич, надо бы поставить «Аскольд» дней на десять в планово-предупредительный ремонт. Дело вот в чем…
Выслушав механика, старший лейтенант сказал:
— Можно провести ППР своими силами во время стоянок. Не такое сейчас время, чтобы ради мелких поломок соваться в завод — есть корабли, которым ППР нужнее, чем нам. Да и «Аскольд» наш может срочно потребоваться… Ты вот, Лобадин, лучше скажи: почему, когда от торпеды уходили, твои машины только сто восемь оборотов на гребной вал дали?
— Прохор Николаевич, — обиделся механик, — больше никак было не выжать. Уголь плох. Пришли в прошлый раз на погрузку поздно, другие корабли все забрали, нам одна пыль осталась.
— Нет, — возразил Рябинин, — не уголь тут, а задиры в цилиндрах виноваты. А значит, и ты виноват как механик.
— Прохор Николаевич…
— Молчи! Почему задиры до сих пор не притерты?
— Так ведь на ходу не станешь их притирать, а тут с моря пришли, уголь погрузили, воды набрали и — снова в море… Когда же тут?
— Надо было не допускать их образования. Значит, плохо подавалась смазка!
— Прохор Николаевич, дело не в том, смазку порт выдает плохую, где быть смазке хорошей!..
Старший лейтенант обозлился:
— Да брось ты мне, Лобадин, на войну-то все сваливать! Я вон вчера спустился к тебе в отсек, рукой до мотылевого подшипника не дотронуться, того и гляди расплавится! Тоже смазка, скажешь, плохая?.. На мотыли другое масло дается — довоенный запас…
Чтобы успокоиться, он открепил чернильницу, поставил на место бронзовый бюст Ленина, разложил по краю стола книги.
— К подъему флага задиры притереть, — сказал строго. — Да заодно проверь, нет ли нагара в золотниковых кранах. Вот и смазка пойдет на цилиндры как надо…
Направляясь к дверям, механик задержался у комингса:
— Прохор Николаевич, ты чего-то пасмурный сегодня. Случилось, наверное, что-нибудь?
Рябинин ответил с дрожью в голосе:
— Не знаю, что и думать. Алешка Найденов, стервец, не явился на борт к походу. Обошлись без него. И не в этом даже дело. А вот узнали сейчас, что он арестован. Послал Пеклеванного на берег — пусть выяснит, что такое?..
Пеклеванный пришел, бросил на стол фуражку:
— Сейчас пленных по улицам гнали. Горные егеря и тирольские стрелки. Идут в строю, равнение держат. Занятное зрелище!
— А и черт с ними, — отмахнулся Рябинин. — У меня сегодня не то место чешется… Рассказывай, что с Найденовым?
Пеклеванный стянул с шеи белое шелковое кашне, смотал его и сунул в карман шинели.
— Скверное дело. Найденов сейчас находится в трибунале как дезертир…
— Что?!
— Так мне сказали. Был задержан, погоны с шинели он спорол, звездочку с шапки снял. Пытался бежать. Сейчас сидит. Наверное, расстреляют.
— А ты? — спросил Рябинин. — Что же ты?
— А я тут при чем? Все и без меня ясно. Пока рыбу ловил, все ничего казалось. А мы его дисциплиной прижали, вот и не понравилось. В бега ударился!
Прохор Николаевич посмотрел на своего помощника. На его гладко выбритое лицо. На его отутюженные брюки. На конец шарфа, торчащий из кармана. «Помощник, — подумал он вдруг с неприязнью. — Что это у него — равнодушие или дурость?»
— Не верю! — сказал он. — Быть такого не может, чтобы Алешка Найденов, и вдруг… Нет, не верю!
— А я верю. И погоны спорол. И бежал…
Артем доложил, что образовавшийся во время шторма ледовый нарост на палубе сколот, обстоятельно рассказал о всех работах, проведенных на корабле со времени поставки на швартовы.
Потом положил перед командиром записку.
— Это надо в приказ по кораблю, — сказал он.
— О чем здесь?
— Я объявляю Мордвинову три наряда вне очереди.
— В чем он провинился? — спросил Рябинин, и его толстые короткие пальцы нервно забарабанили по краю стола. — Ну?..
— Резок. Срывается на грубость.
Прохор Николаевич тяжело задумался.
— Что ж, я не оправдываю Мордвинова, но я тоже бываю резок. Да и ты не ангел. Это все-таки лучше, чем мямлить, как это делает Векшин.
— Вам простительна резкость, — ответил Пеклеванный. — Вы командир патрульного судна, которое воюет.
— Ну и тем более непростительно. И я, уж если перекипит во мне, стараюсь сорвать злобу на ком-нибудь из домашних. Только не на тех, с кем служу.