Избранные произведения. Том I

— Отлично, — сказал Том, передавая чашку пахучего чая. — Послушаем.

Я собрался с мыслями и представил страницу, которую Том велел мне заучить. Стишки хорошо запоминаются, и я стал читать с воображаемого листа:

И этот воздух, почва и страна
Заменят нам Небесную обитель,
И этот мрак — сияние Небес?! —
В отчаянье вскричал Архангел падший.

Я читал без запинки, мне нравилось разыгрывать дерзкого сатану. Некоторые строчки было особенно здорово орать:

Тем лучше нам! Простите же, Небес
Счастливые долины, где блаженство
Живет вовек! Привет тебе, привет,
Подземный мир и адская пучина!
Прими и ты Владыку своего.
С собою дух он вносит непреклонный,
Которого не властны изменить
Ни времени течение, ни место.
В самом себе живет бессмертный дух,
Внутри себя создать из ада небо
Способен он и небо — сделать адом.
Где буду я — не все ли мне равно?
Чем я ни стань — я все же буду ниже
Того, кто Сам возвысился над нами
Благодаря громам Своим.
Свободней Мы будем здесь…[3]

— Отлично, пока хватит, — сказал Том, с довольным видом отворачиваясь от окна. — Лучшие его строки, и половина украдена у Вергилия. Как с другим отрывком?

— Еще лучше, — сказал я самоуверенно. — Вот так:

Я, вдохновленный свыше, как пророк,
В мой смертный час его судьбу провижу.
Огонь его беспутств угаснет скоро:
Пожар ведь истощает сам себя.
Дождь мелкий каплет долго, ливень — краток;
Все время шпоря, утомишь коня;
Глотая быстро, можешь подавиться…

— Это он про нас, — перебил Том. — Про Америку. Мы пытались проглотить мир, но подавились. Извини, давай дальше.

Я постарался вспомнить, на чем он меня сбил, и продолжил:

Подумать, что державный этот остров,
Сей славный трон владык — любимцев Марса,
Сей новый рай земной, второй Эдем,
От натисков безжалостной войны
Самой природой сложенная крепость,
Счастливейшего племени отчизна,
Сей мир особый, дивный сей алмаз
В серебряной оправе океана,
Который словно замковой стеной
Иль рвом защитным ограждает остров
От зависти не столь счастливых стран;
Что Англия…[4]

— Довольно! — вскричал Том, прищелкивая языком и тряся головой. — Даже чересчур. Не знаю, что на меня нашло. По крайней мере, я задал тебе стоящий отрывок.

— Ага, — сказал я. — Сразу понятно, почему Шекспир предпочитал Англию другим штатам.

— Да… он был великий американец. Может быть, величайший.

— А что такое ров?

— Ров? Большая канава вокруг какого-нибудь места, через которую трудно перебраться. Сам не мог сообразить из текста?

— Мог бы — не спрашивал. Старик хихикнул:

— Я слышал это слово в прошлом году на ярмарочке, дальше от побережья. Один фермер сказал: «Выроем вкруг амбара ров». Я даже удивился. Однако странные словечки нет-нет да всплывут. Раз на толкучке я подслушал, что кого-то собираются «обморочить». А кто-то сказал, что цены у меня «флибустьерские». Или вот еще — «ненасытный». Удивительно, как слова проникают в разговорную речь. Что брюху беда, то языку радость. Понимаешь, о чем я?

— Не-а.

— Ты меня удивляешь.

Он с трудом встал, снова наполнил чайник, повесил над очагом и подошел к одной из книжных полок. В доме у него почти как во дворе — горы всякой рухляди, только мелкой: часы, некоторые даже ходят, битые фарфоровые тарелки, собрание фонарей и ламп, музыкальная машинка (иногда он ставит пластинку и крутит тощим пальцем, нам велит прижать ухо к динамику, откуда шепотом доносятся отрывки музыки, а сам приговаривает: «Вслушайтесь! Это «Героическая симфония!»», пока мы не скажем ему заткнуться и дать нам послушать), однако большую часть двух стен занимают полки со штабелями ветхих книг. Обычно у старика не допросишься, но в этот раз он сам вытащил книжку и бросил мне на колени.

3

Дж. Мильтон «Потерянный рай», перевод О. Чюминой.

4

У. Шекспир «Ричард II», перевод М. Донского.