— Вы должны забрать её с собой, — Лоренс приподнялся на локте, обращаясь непосредственно к китайцу.
— Ничего подобного он не сделает. А вы ложитесь. Слава богу, у меня хватило здравого смысла высидеть все эти курсы по оказанию первой помощи. Кое-что мне в голову вдолбили. Неужели вы не понимаете, что ваша история про миссию может оказаться правдой? Мы не можем отбрасывать такую возможность. Гонг сейчас самый сильный из нас. У него хорошие шансы найти помощь.
— Я кое-что знаю об этой части страны, — добавил пилот.
Он развернул карту на валуне и высчитывал расстояние от одной карандашной отметки до другой.
— Миссия примерно в двадцати милях отсюда. Я буду придерживаться побережья вот до этих пор, — он сделал ещё одну пометку на карте, — потом возьму направление по компасу. Потом…
Его слова растворились в гуле, заполнившем сознание Лоренса. Но юноша отчаянно уцепился за одну мысль — он не будет один. Он сделал всё от него зависящее и ничего больше не мог поделать. Он не будет лежать и наблюдать за их уходом. И появился проблеск надежды. Он не видел, как Гонг вскинул на плечо крохотный мешок с провизией и двинулся в необъятную дикую пустыню. И не видел, как Карла неподвижно сидела, наблюдая за его уходом, лишь однажды подняв руку в ободряющем жесте, прежде чем Гонг скрылся из виду.
«…Гонгу не сладко пришлось в пустыне. Скалы, на которые он не мог взобраться, вынудили его удалиться от побережья. Он заблудился. Но через два дня его нашли местные следопыты и доставили в миссию. Так что помощь всё-таки пришла, хотя я об этом ничего не помню.
Карла какое-то время проболела в доме отдыха. Сейчас она уехала к отцу. Всем нам там было очень хорошо. Для нашего удобства и удовольствия было сделано всё что можно.
Но всё, о чём я могу думать теперь, это вернуться — как уже сделал Гонг, улетев на бомбардировщике в Индию. Прошлой ночью в новостях, передаваемых здесь по радио, говорили о последнем сообщении, полученном с Явы. Это было:
«Мы разбиты. Встретимся в лучшие времена. Да здравствует Королева!»
Может, эти лучшие времена скоро наступят. Такая возможность не исключена, пока такие люди как де Витт, Хейс, Гонг и ваш генерал Макартур желают этого и работают вместе ради этого.
Здесь я должен закончить, потому что слышу звуки из коридора, означающие, что сестра несёт ужин. У неё сразу испортится настроение, если она застанет меня с карандашом и бумагой. Даже Пит, который расположился неподалёку и часто меня навещает, пугается её голоса!
Спокойной ночи и до скорого свидания, мой добрый американский друг!
Лоренс ван Норрис».
«Где-то в Соединённых Штатах.
21 апреля 1942 г.
Дорогой Лоренс!
Это написано в поезде где-то между вашим великим городом Нью-Йорком и канадской границей. Мне так жаль, что мы не смогли встретиться во время моего пребывания в вашей стране, но дела приобрели большую срочность.
У меня появился шанс и я наконец-то ухожу на войну! Мою работу может сделать только один человек. И этого человека зовут Лоренсом ван Норрисом. Мне это до сих пор кажется странным. Когда всего одна фраза Пита заставила меня это понять…»
Глава 9
«…затем я вспомнил, что на всём этом пространстве пустынного моря нет других христиан, чтобы воспринять благоприятный бриз как дар нашего Господа Бога…»
Лоренс позволил тому, переплетённому в телячью кожу, съехать ниже уровня глаз. Конечно, сейчас никто не смог бы назвать Тихий океан «пустынным морем», независимо от того, каким он показался отчаянному торговцу специями в 1593 году. Он мог увидеть один, два, четыре, пять грузовозов, даже не поворачивая головы. И сторожевой эсминец периодически совершал обход каравана.
— Опять читаем? Определённо, ты за это время почти исчерпал корабельную библиотеку. Что у тебя на этот раз?
Рука Пита протянулась у него над плечом, чтобы сгрести книгу.
— «Правдивое и точное описание путешествий Гуго Зун дер Бега, капитана-навигатора, в морях Восточных Индий, и о чудесных диковинах, найденных им там». О чудесных диковинах… — Пит спрыгнул на край люка рядом с креслом Лоренса. — Держу пари, мы могли бы показать ему кое-какие чудесные диковины, каких он тогда не видел.
Лоренс передвинул ноющую ногу. Эта мерно пульсирующая боль стала уже такой неотъемлемой его частью, что без неё он будет чувствовать себя каким-то незавершённым. Точно так же юноша уже не понимал толком, каково это ходить свободным шагом, а не прихрамывать.