На обратном спуске по каменным ступеням она смотрит на гранит стены фьорда, и в одной из трещин замечает что-то черное и рассыпающееся. Она останавливается, чтобы изучить это внимательнее.
— Посмотри-ка, — говорит она Роджеру, стирая слой инея, чтобы получше разглядеть находку.
— Это лишайник? Мох? Он живой? Судя по виду, может быть живым.
Роджер подступает поближе, пока его глаза не оказываются в сантиметре от растения.
— Думаю, мох. Мертвый.
Айлин отворачивается, чувствуя, как внутри у нее все падает.
— Я так устала находить мертвые растения, мертвых животных. За последние раз десять я вообще не видела ни одного живого существа. Одно вымерзание за другим, это даже нелепо! Весь мир умирает!
Роджер неопределенно взмахивает рукой и выпрямляется. Он не может опровергнуть ее слов.
— Полагаю, здесь никогда не было достаточно солнечного света, это во‑первых, — произносит он, поднимая глаза на бронзовую пуговицу, слабо светящую над Элизием. — Людям просто этого хотелось, и они это сделали. Но действительности не слишком интересно, чего им хотелось.
Айлин вздыхает.
— Нет. — Она снова указывает на черный предмет. — Ты уверен, что это не лишайник? Он черный, но выглядит так, что еще может быть каким-то образом жив.
Он вновь изучает фрагмент. Маленькие черные слоевища, будто крошечные водоросли, потрепанные и разваливающиеся.
— Фисциевые, может быть — осмеливается предположить Айлин.
— Думаю, мох. Мертвый мох.
Он расчищает еще немного льда со скалы. Где черная, где ржавая порода. И черные пятна. Причем повсюду.
— Хотя я не сомневаюсь, что где-то есть живые лишайники. А Фрея и Жан-Клод говорят, что под снегом еще осталось довольно много живого. Это очень крепкие виды. Они от всего защищены.
Жизнь под вечным снежным покровом.
— Ну да.
— Так это же лучше, чем ничего, верно?
— Верно. Но этот мох не был под снегом.
— Да, поэтому и погиб.
Они продолжают спускаться. Роджер шагает рядом, погруженный в свои мысли.
— У меня чувство дежавю, — улыбается он. — Такое уже случалось, верно? Давным-давно мы уже находили вместе что-то живое, но оказалось, что это не так. Такое уже случалось!
Она с сомнением качает головой.
— Тебе лучше знать. Это же ты у нас все помнишь.
— Но не могу вспомнить до конца. Больше похоже на дежавю. Наверное… наверное, это было в нашем первом походе, когда мы познакомились? — Он показывает на восток, через Амазонское море, догадывается она, — туда, где лежат те каньоны. — Какие-то улитки или вроде того.
— Но как такое могло быть? — удивляется Айлин. — Мне казалось, мы познакомились, когда я еще училась в колледже. А терраформирование тогда только-только начиналось, да?
— Да. — Он хмурится. — Ну, сначала был лишайник, это было первое, что стали распространять.
— Но улитки?
Он пожимает плечами.
— Я так помню. А ты нет?
— Конечно, нет. Как и все, что ты говорил мне с тех пор, сам знаешь.
— Да ну! — Он снова пожимает плечами, уже без улыбки. — Хотя, может, это просто дежавю.
Вновь оказавшись на борту буера, они толпятся вокруг кухонного столика, такого же, как в любой маленькой квартирке. Двое новоприбывших, задевая потолок даже в положении сидя, готовят для всех.
— Нет-нет, прошу вас, мы же здесь как раз для этого, — говорит Жан-Клод, широко улыбаясь. — Я очень люблю готовить что-то серьезное.
На самом деле они ехали на встречу с друзьями на другой стороне Амазонского моря, с теми, с кем Роджер часто работал в последние годы, пытаясь организовать кое-какие исследования на западном склоне Олимпа — в области гляциологии[263] и экологии.
Фрея и Жан-Клод вместе с остальными слушают, как Ганс и Френсис спорят о кризисе. Френсис считает, что его причиной послужило быстрое усиление яркости альбедо планеты, когда Северное море было выкачано и заморожено. Это был первый звонок в целой серии событий, которые привели к негативным последствиям, вылившимся затем в полноценный кризис. Ганс же полагает, это было вызвано тем, что вечномерзлый грунт никогда не протаивал глубже, чем на несколько сантиметров, и получившийся в результате чрезвычайно тонкий слой жизненной зоны казался гораздо более стойким, чем был на самом деле. В действительности же он был достаточно уязвимым и разрушился при появлении мутировавших бактерий — каковыми их считает Ганс, — их мутация была вызвана высоким уровнем поступающего ультрафиолетового излучения…