Избранные произведения. Том II [компиляция]

Лишь под вечер отправились в путь.
Воду несли в рюкзаках.
Выше — Хрустальной Цепью во мрак,
Выше — щебенкой, усеянной травами,
Пока вновь не увидели свет.

Лагерь поставили, где желал, —
Меж можжевельников старых, а там
День в колодец ущелья упал,
Небосвод потускнел.
Ужин готовили, к камню прижавшись.

В пронзительно-синий миг — не солгу:
Цвет этот глубже других цветов —
Мы вздрогнули — в ветре мелькнула тень,
И снова в дрожь — сорвалась с небес
Лавина тьмы: они настигли нас,

А их не видно — не взошла луна,
Пронзают воздух в тишине ночной.
Нетопыри? Нет. Больше. Стаю скоп
Услышал бы. Мы, жертвы пары сов,
Пригнулись — нападенья избежать.

Безмолвная атака — чувств разлад:
В строенье крыл секрет — нем их полет,
Внизу трещат дрова, а надо мной
Кружится тьма, как черный стробоскоп,
Его лучи над головой скользят.

Одна внезапно задела меня,
Я поднял горелку, и «Василек»
В небе расцвел, разгоняя тьму,
Синей звездой, вспышкой огня,
И та унеслась на черных крылах.

Мы хохотали, немного нервно —
Нас приняли, видимо, за еду.
Стал Млечный Путь паутиной белой,
Где светлячки горят,
И синий блик, чуть сомкнешь глаза,

В палатке синей уснуть мешал.
Вышла луна из-за синих туч —
Их синева во мне,
В тебе — всегда и везде,
Взгляд мглы и небес,

Где бы мы ни были.
Сколько бы ни прошло лет,
Засыпая, я вижу, как совы кружат,
Мы лежим вместе, там, на камнях,
Или парим в немой синеве.

От чайной к чайной вел нас
Землей, что иссекли
Горные реки — как много их тут!

Он заботился о еде,
Постели стелил,
Указывал путь.

Вверх по ущелью Дудх-Коси:
Свежие листья к ногам пристают,
Мокро — над нами тучи висят,

Под вечер рассеялись, и вдруг
Выше гор в поднебесье встал
Новый хребет над головой.

Мы шли к нему.
Намче-Базар влез на скалу,
Тенгбоче, Пангбоче, Периче —

Стены каньона круты — ползем
До Горакшеп, по камню, в снегу.
В «Мертвой вороне» — последний чай,

Там громоздится Кала-Патар —
Тихо сидим, лица подняв
К Эвересту, чтобы взглянуть,

Как блестит в небесах она —
Сагарматха Джомолунгма,
Матерь Мира и богов.

Путь завершен под Южным Седлом:
(— Последний лагерь, — сказал Тензин.)
Мусор, легенды про мертвецов —

Четыре раза он там бывал,
Скарб альпинистов с шерпами нес
Над бездной, где Кхумбу ледник,

Где мир готов рухнуть во тьму,
В любой момент — как и в любом
Месте планеты, куда ни ступлю:

Тогда лишь Тензин ведал о том,
Что жизнь — прогулка по тонкому льду.
Его древний лик — Гималаев гряда.

Правда морщин в рассветных лучах:
— Над Южным Седлом ветры злы.
Ему пятьдесят пятый год.

Утром тем захворала Лиз,
Он свел ее за руку с горных круч,
Поил водой, как ребенка,

Нас в Периче вернул,
Работал в чайной, пока Лиз с гриппом боролась,
С шерпами готовил весь день,

После к древнему храму отвел нас —
Маски демонов на вратах,
Взял с собой в Тенгбоче по дождю,

Чтобы мандалу показать:
Пять мужчин сидели, смеясь,
Тек песок разноцветный в круг