Потом, как маленький, сидел
у Тролля на коленке,
Не столько пил он, сколько ел
ватрушки, пышки, гренки,
Калач, кулич, большой пирог
и маленькую сдобу —
И съел он все, что только мог,
но это все — на пробу.
Трещал огонь, и чайник пел,
штаны по швам трещали,
Тролль улыбался, Перри ел,
немного помолчали.
И Тролль сказал: «О чем бишь речь?
Ах да! Тебя в учебу
Возьму, и сам ты будешь печь
и черный хлеб, и сдобу!»
Спросили Перри, где он был,
что стал такой дебелый?
А он ответил: «Чай я пил
и хлебушек ел белый».
Спросили: «Где же задарма
нальют такого чаю?»
Но Перри был не без ума,
сказал: «Я сам не знаю!»
А Джек сказал: «Я видел сам,
как Перри в чистом поле
Скакал верхом вон к тем Холмам,
скакал верхом на Тролле!»
И все — кто пеший, кто верхом —
они пошли толпою,
И видят: холм, в холме же —
дом, дым вьется над трубою.
«О милый Тролль, ты испеки, —
они стучатся в двери, —
Да, испеки, нет, испеки
нам сдобного, как Перри!»
А он в ответ: «Не будет вам
ни хлеба, ни застолья!
Я хлеб пеку по четвергам
для Перри лишь и Тролля.
Ступайте прочь! Мне не до вас!
Не стойте зря у двери!
Ведь то, что я вчера припас,
вчера же слопал Перри!
Бабуся Бамс, и Хряг, и Билл,
вчера, по крайней мере,
О хоббиты, я вас любил!
Теперь люблю лишь Перри!»
На сытных троллевых харчах
отъелся Перри! Вскоре
Не мог он влезть — увы и ах! —
в свои штаны — о горе!
По четвергам он приезжал
на Троллевы застолья:
Росточком Тролль пониже стал,
а Перри — ростом с тролля.
Вот какова его судьба,
так в песне говорится:
Пек Перри лучшие хлеба
от Моря до Границы,
Но все же хлеб его не столь
хорош был, как те сдобы,
Что пек ему печальный
Тролль по четвергам для пробы.
Хлюпогубы
У хлюпогубов смельчака
Ждет тьма черней чернил
И колокольца звон, пока
Он угрязает в ил.
Покуда поглощает вас
Болото у ворот,
Горгульи с вас не сводят глаз
Под шум текущих вод.
Вдоль топких берегов речных —
Капель с плакучих ив,
И вороны сидят на них —
Вороний грай тосклив.
За Мерлокские горы путь неблизок туда,
Вдоль вонючих болот по замшелым лесам, —
Где в долине без ветра загнивает вода,
От луны и от солнца они прячутся там.
В подвалах тот народ живет,
Где сырь, и мразь, и хлад,
Свечу единственную жжет
И стережет свой клад.
За хлюпогубом хлюпогуб —
К дверям на ваш звонок:
Носами — «хлюп», губами — «хлюп»,
«Хлюп-хлюп» — стопами ног.
И в щелку робко так глядят,
Но скользкая рука
Вас хвать! — и косточки гремят
Уже на дне мешка!
За Мерлокские горы по замшелым лесам,
Где гнилые туманы и стояча вода,
По дороге нелегкой вы пройдете и там
Хлюпогубов найдете — хлюпогубам еда!
Фаститокалон
Вот остров Фаститокалон,
Который не населен.
Он пустой.
А все же земля пригодная для
Того, чтоб сойти с корабля,
Погулять, поиграть, порезвиться.
Ой! Постой!
Примечай-ка:
Даже белая чайка
На его берегах не гнездится —
Намекает нам птица:
Этот остров совсем не простой!
И беда моряку,
Если, качкой морской утомлен,
Он сойдет на Фаститокалон
Отдохнуть и сварить чайку.
Ох и олухи те моряки,
Что разводят на Нем костерки, —
Знать, не варят у них котелки!
Его шкура хотя и толста,
Притворяется Он неспроста,
Будто спит — это чистый обман:
Он хитер,
Он плывет в океан.
И едва разгорится костер,
Ухмыляется Он,
Обращается Он
Кверху брюхом, Фаститокалон.
С кораблем заодно
Гости канут на дно,
Они с жизнью прощаются
И тому удивляются.