Тут мои размышления были прерваны появлением скваттера. Но вместо бумаг, которые я ожидал увидеть, он держал в руках длинное ружье.
— Ну-с, мистер Выгоняло, — проговорил он победоносно и полным сарказма тоном, угрожающе приподняв свое оружие, — вот мои документы. Мое «преимущественное право» — это право ружья. Думаю, тебе достаточно ясно, что я имею в виду, а?
— Нет, не ясно, — ответил я решительно.
— Не ясно? Вот что, незнакомец! Я говорю совершенно серьезно. Посмотри мне в глаза, и ты увидишь, что я не шучу. Если ты не уберешься немедленно, ты живым отсюда не уйдешь. Видишь этот пень? Тень от него идет к дому. В ту минуту, когда она доползет до стены, я застрелю тебя, не будь я Хик Холт. Помни, я тебя предупредил!
— А я предупреждаю вас, мистер Холт, что буду защищаться. Если вы промахнетесь…
— Промахнусь? — прервал он меня и презрительно повел плечом. — Промахнусь, дурень? Ну, об этом я не беспокоюсь!
— Если вы промахнетесь, — продолжал я, не обращая внимания на его слова, — я вас не пощажу. Вы собираетесь подло, как трус, воспользоваться первым выстрелом, но имейте в виду, что в случае промаха я сам вас застрелю, и суд меня оправдает, так как я сделаю это, защищая свою жизнь. Если вы выстрелите, я выстрелю тоже. Берегитесь — я не щажу трусов.
— Трусов? — взревел гигант. — А если я не промахнусь? — продолжал он с многозначительной, полной презрения усмешкой, означавшей, что он всегда попадает в цель. — А что, если я не промахнусь, мистер Хлопушка?
— А вдруг промахнетесь? Не будьте слишком уверены в том, что попадете наверняка. В меня не раз уже стреляли.
— После моего выстрела никому не придется стрелять в тебя.
— И все-таки я рискну остаться здесь. Если даже вы меня убьете, вы ничего этим не выиграете. Имейте в виду, любезнейший, мы с вами не деремся на дуэли. Если вы меня застрелите, вас покарает закон.
Мне показалось, что мои слова произвели некоторое впечатление на скваттера. Видя, что он молчит, я продолжал тем же решительным тоном:
— Если мне суждено погибнуть от вашей руки, помните, что у меня есть друзья, которые заинтересуются обстоятельствами моей смерти и начнут расследовать их. Если я убью вас, защищаясь, суд меня оправдает. Если же вы убьете меня, ваш поступок расценят иначе. Это будет преднамеренное убийство!
Последнее слово я произнес особенно многозначительно. На лице скваттера отразилось некоторое волнение, и мне даже показалось, что он задрожал и слегка побледнел. Дрогнувшим голосом он ответил:
— Преднамеренное убийство? Нет, нет! Я же тебя предостерег. У тебя еще есть время спасти свою шкуру. Убирайся с моей вырубки, и я тебя не трону.
— Я не уйду отсюда до тех пор, пока вы не признаете моих прав на этот участок.
— В таком случае, ты отсюда живым не уйдешь.
— Значит, вы решили стать убийцей?
Я снова подчеркнул последнее слово и увидел, что оно произвело необычайное впечатление. Испугался ли он последствий или в его душе еще тлела искра человечности, а может быть — что, впрочем, было мало вероятно, — он устыдился своего недостойного поведения? Трудно сказать, почему, но после моих слов скваттер, казалось, немного присмирел.
— Убийца! — повторил он после небольшого раздумья. — Нет, нет, я не убийца! И без того уже плохо, когда тебя обвиняют в преступлении, в котором ты не повинен. Я не собираюсь совершать убийство, но теперь я тебе уже не позволю уйти отсюда. Минуту назад я этого хотел, но ты сам потерял шанс на спасение, назвав меня трусом. Нет, ты должен умереть. Готовься к смерти. Я тебе покажу труса!
— Конечно, трус!
— В чем же моя трусость?
— В вашем ничем не оправданном нападении на меня, особенно поскольку оно дает вам возможность стрелять первому. А что, если я сейчас сам застрелю вас? Вы видите револьвер в моей кобуре? Прежде чем вы вскинете свое ружье к плечу и прицелитесь в меня, я успею всадить в вас все шесть пуль. Если бы я так сделал, как бы вы это назвали? Не трусостью и не преднамеренным убийством?
Глава 23
Говоря это, я видел, как выражение лица моего великана-противника постепенно менялось. Казалось, в мозгу его созревало новое решение, вытеснявшее ранее намеченный план действий. Неужели я сумел пробудить его честь? Именно к этому я и стремился и теперь продолжал разговор в том же духе, ибо только это могло подействовать на человека такого склада.
— Вы не отваживаетесь действовать открыто? — насмешливо сказал я. — Вы хотите подло убить меня, а для этого нужно, чтобы ваш выстрел был первым.