Когда Павлыша еще не было на свете, во Внешний сад «Антея» угодил метеорит. Это бывает с кораблями. Хоть над метеоритной защитой «Антея» думали лучшие умы Земли — ни одна крошка материи не должна была дотронуться до корабля: слишком высока цена, — все же шестьдесят лет назад «Антей» попал в мощный метеоритный поток. Настолько мощный, что один из камней достиг корабля.
Метеорит пронзил внешнюю прозрачную тонкую стенку сада.
Затем пробил вторую стенку, отделяющую сад от Зала отдыха.
Затем миновал еще три перегородки и вылетел наружу.
Происшествие стоило жизни двум космонавтам, которые в тот момент были в Зале отдыха. Павлышу рассказывали, что они играли в шахматы.
И Внешний сад погиб. Он погиб так быстро, что не успел измениться.
Павлыш подошел к стеклянной стене.
Когда-то сад любовно собирали, создавали на Земле как то место, где космонавты в невероятной дали от дома могут ощутить и летнюю ночь, и запахи земного леса.
Под прозрачным высоким куполом толпились березы и ели, кусты роз и орешника, а дальше, где поддерживалась температура повыше, возвышались пальмы.
После ремонта тогдашний капитан «Антея» решил не подключать сад к системе отопления. Иначе бы, отогревшись, деревья и кусты сгнили. А так они остались стоять замерзшими памятниками деревьям и цветам. Если не знаешь, что случилось здесь шестьдесят лет назад, может показаться, что за стеклом начинается настоящий лес.
Глава 4
И Павлыш представил себе бесконечный ночной лес. Теплый влажный воздух, в котором покачиваются пряные тяжелые запахи, где шуршание падающих листьев так же осторожно и почти беззвучно, как шаги волка. Лишь иногда треснет сухой сук или смело ступит на груду валежника ничего не боящийся медведь.
Громкий плеск, удар, почти грохот обрушился на тишину зала.
Взрыв?
Павлыш резко всем телом обернулся, прижавшись при этом спиной к прозрачной стене. Сила тяжести на корабле мала, вдвое меньше земной, и оттого даже самые резкие движения замедленнее. Мозг уже закончил поворот тела, а оно все еще не может остановиться.
Брызги воды вылетели на пол зала.
Длинная зеленая тень, словно тень крупной рыбы, скользила под взбаламученной голубой водой.
Коротко остриженная девичья голова пробила воду, девушка раскрыла глаза, смахнула рукой воду с ресниц.
— Испугались? — крикнула она. — Я нарочно тихо разделась и потом — как прыгну!
Павлышу стало неловко, что девушка могла увидеть его испуг. Но нет, когда он обернулся, она была еще под водой.
Девушка перевернулась на спину. На ней был зеленый купальник.
Вода в бассейне успокаивалась медленно и солидно, словно бассейн был наполнен маслом.
— Вода здесь удивительная! — сказала девушка. — Я каждый день купаюсь. Вы не пробовали?
— Еще нет.
Он не видел эту девушку раньше. Вчера был такой сумасшедший день. А сегодня он отправился в путешествие по кораблю.
Девушка подплыла к бортику.
— Я тоже иногда прихожу сюда специально, чтобы поглядеть на этот лес. Но я всегда знаю, что он мертвый. Видно, у меня плохо развито воображение.
Павлыш вернулся к диванам и сел.
— Я вас вчера не видел.
— Когда вы прилетели, я была на вахте. Меня зовут Гражиной.
— Я кошек видел. В пустой оранжерее.
— Вот где никогда не была, — сказала Гражина. — Я не романтик.
В голосе ее прозвучала снисходительность к новичку.
Девушка снова нырнула, быстрее, чем Павлыш успел придумать достойный ситуации ответ.
Когда она вновь появилась на поверхности, Павлыш спросил:
— Вы биолог?
— Гравитация, — ответила Гражина.
— А как вас называть, если коротко?
— Гражина мне нравится, — сказала она. — Короче не надо.
— Длинно.
— Ничего, не успеете утомиться. Я завтра улетаю.
Гражина подплыла вновь к бортику. Павлыш увидел, какие у нее длинные пальцы. Просто удивительные длинные пальцы. А ногти обрезаны коротко.
На щеке, под левым глазом, тонкий шрам. Губы мягкие и подвижные. Уголки их все время вздрагивают.
Глаза Павлыша выхватывали детали лица, фигуры — кусочки мозаики строились в портрет, который, если бы они остались на корабле еще надолго, не имел бы почти ничего общего с первым впечатлением.
— Этот год, — сказала Гражина, — пролетел мгновенно. Честное слово. Где-то в середине стало тоскливо — все — таки мы очень оторваны. А сейчас — вы не представляете, как не хочется улетать.