«В погреб меня нельзя, тетя, завтра в школу».
«А вот и нет, твоя школа сгорела! Встань и разложи вещи, ублюдок!»
Тед дернулся раз, другой и, открыв глаза, тотчас зажмурился от ослепительного солнечного света.
— Лансберг, ленивая задница, ты проснешься или мне разнести твое корыто из пушек?!
Тед сразу узнал голос командира отряда Жака Брисбена. Тот был человеком суровым и, даже пребывая в хорошем расположении духа, именовал подчиненных не иначе, как «задницами» и «собаками».
«Ну конечно, разнесешь ты, когда все машины на сцепках стоят…» — мысленно возразил ему Тед и, растерев лицо грязными ладонями, стал осторожно выглядывать из окна.
Внизу все было белым от плотных облаков. Жесткие сцепки вибрировали от напряжения, увлекая маленькие «маскоты» за кораблём-носителем. В пяти метрах справа от машины Теда, прилипнув лицом к бронестеклу, за пробуждением Теда следил командир отряда истребителей.
Тед показал ему пальцами знак «виктория» и, чтобы доказать, что он в полном порядке, через силу улыбнулся.
— Босс, я бодр и весел. Готов выполнить задание командования и все такое.
— Опять пил, собачья задница?
Дребезжащие динамики придавали голосу Брисборна особую свирепость.
— Я не пил, босс, я лечился. Простуда у меня.
— Садись за управление, ублюдок! Скоро работать будем!
— Уже сел, босс! Вот только пописаю…
Тед еще раз махнул Жаку рукой и, неловко свалившись с сиденья, пополз в сторону санитарного бокса, где размещались скромные удобства.
Однако писать Тед не хотел, ему требовалось поправиться. Для этой цели он сливал в плафон немного питьевой воды, добавлял в нее несколько таблеток витамина С и кубик очищающего реагента, используемого для промывки плат. Обычно это помогало.
С трудом разогнувшись и чувствуя дрожь в ногах, Тед сдернул с магистрали шланг и стал наполнять водой малоприспособленный для таких целей плафон. Иметь в кабине стаканы строго запрещалось, а пить воду можно было из мундштука.
Тем временем начали расти перегрузки. «Пифия» спускалась все ниже и тормозила маршевыми двигателями, вывернув их на двести семьдесят градусов. Времени у Теда оставалось мало.
Расплескав часть воды, он все же сумел навести спасительный коктейль. Его получилось слишком много, но иначе было нельзя — при высокой концентрации реагент становился опасным.
Страдальчески кривясь, глоток за глотком Тед залил это пойло в желудок и, не теряя времени, пополз на рабочее место.
На ходу он подобрал оброненный шлем, кое-как надел его и, вернув спинку кресла в исходное положение, уселся на рабочее место.
Затем, словно случайно, посмотрел направо и натолкнулся на свирепый взгляд Жака.
— Я в полном порядке, босс! — заверил его Тед, однако босс продолжал сверлить его злобным взглядом.
Перегрузки продолжали расти, и в какой-то момент Тед потерял ориентацию, совершенно не понимая, где верх, где низ и откуда берется эта мерзкая тошнота.
— Бо… сс… я в порядке… — бледнея, произнёс Тед и как мог улыбнулся суровому Жаку Брисбену, а в следующее мгновение его вырвало прямо на остекление кабины.
— Внимание, до раскрытия сцепки пятнадцать секунд… — объявил по общей связи диспетчер. — Четырнадцать секунд… тринадцать… двенадцать… одиннадцать…
— Босс, я не… виноват, — лопотал Тед, пытаясь, насколько это возможно, очистить стенки фонаря.
— Потом разберемся, ублюдок… — пророкотал Жак.
Глава 30
К тому моменту, когда произошло раскрытие захватов сцепки, Тед уже был почти в норме, и плоскости его «маскота» даже не дрогнули. Бортовой компьютер получил свой сектор, на экране развернулась карта.
Тед сразу сориентировался в навигаторской сфере, и даже тяжелое похмелье не смогло ему помешать в этом.
— Ноль-пятый, пройдете до тридцатой параллели, задание — распугать все военные соединения аборигенов и поддерживать нашу пехоту. Через тридцать две минуты барражирование в зоне два-четырнадцать и три — двадцать девять.
— Вас понял, сэр, задание принял Тед Лансберг.
— Удачи, Тед.
Это был голос второго штурмана с «Пифии», пару раз Тед видел его на станциях. Очень приличный дядечка в очках, пьет только красное вино, и баритон у него, как в теленовостях. Тед порадовался, что штабной не видит его физиономии, а вот Жак видел, и с ним еще предстояло нелегкое объяснение.