Этот меткий бросок вызвал у хулиганов бурю эмоций, они стали бросать чаще, и несколько камней угодили в ворот, потом один проломил доски жилого ящика Молчуна, и снова это вызвало мальчишеский восторг.
На какое-то время подростки прекратили свое занятие, и Рулоф подумал, что на этом безобразия закончатся, но неожиданно в воздух взвился особенно большой булыжник и, описав дугу, ударил Молчуна в лоб.
Звук удара был таким громким, что Рулоф невольно вскрикнул и вскочил на ноги, а подростки засмеялись и побежали прочь.
— Ну все… — упавшим голосом произнёс смотритель, глядя на распластавшегося на мостовой Молчуна. Такого удара не мог перенести никто, будь он хоть трехжильный.
— Вот и все, — повторил Рулоф и стал спускаться во двор.
Оставшееся без тяги колесо остановилось, вода перестала шуметь и литься в желоба. Впрочем, ничем серьезным это не грозило, поскольку в замке имелся трехдневный запас серной воды, а за это время можно было и ремонт провести, и поставить на ворот подходящего раба. Но где взять такого, как Молчун?
Уж если не ядовитые пары, так злоба глупых подростков доконала его.
Рулоф подошёл к Молчуну ближе. Грязные космы разметались по каменному полу, и впервые за долгое время он увидел лицо невольника — прямой нос, обострившиеся скулы и высокий, рассеченный булыжником лоб.
Вот и не стало того, кто и так никем не был.
— Какие крепкие руки… Он мог бы служить мне десяток лет, если не больше, — шмыгнув носом, произнёс Рулоф. — Но, видать, закатилась твоя звезда, парень, раз интресса и Марк этот вместе захотели твоей погибели.
Рулоф утер накатившуюся слезу.
— Ну зачем им знать, кто работает на водочерпалке?! Господское ли дело совать свой нос в эту зловонную яму?!
Рулоф покачал головой и был уже готов разрыдаться, когда вдруг заметил, что Молчун уже сидит на каменном полу и смотрит на Рулофа.
— Эй, да ты живой! — обрадовался смотритель и хотел дотронуться до спутанных волос раба, но тот отвел его руку в сторону и произнёс:
— Ти… куто?
Глава 4
Услышав впервые за три года голос Молчуна, Рулоф сам едва не лишился дара речи.
— Эх-ма, великие реки, да ты никак заговорил! — воскликнул он, вскакивая на ноги.
Молчун тоже вскочил и стал осматриваться с таким видом, словно впервые видел этот двор.
— Пачиму так… пахниет? — спросил он, потом дотронулся до рассеченного лба и увидел на пальцах кровь.
Рулоф испугался, что пришедший в себя раб обвинит его в нанесении раны, и поспешил объяснить ее возникновение.
— Это мальчишки! Марк и дружок его, Бульмарт, они из замка прелата Гудрофа! — громко произнёс он, как говорят для глуховатых людей. — Там — замок прелата Гудрофа, — добавил Рулоф и махнул рукой, показывая примерное направление, однако Молчуна больше интересовало другое.
— Пачиму пахниет? — снова спросил он.
— Дык гадишь под себя, вот и пахнет! Ходи на горшок, и пахнуть перестанет.
— Ти куто? — повторил Молчун свой первый вопрос, продолжая настороженно озираться.
— Я — Рулоф, смотритель здешний.
— Смотрител дешни… — по-своему повторил Молчун.
— Вот именно, — подтвердил Рулоф, опасаясь как-то обидеть невольника. Прежде он не представлял опасности и потому был не закован, но теперь его следовало бояться — с такой силой никто не сладит.
Рулоф достал из-за пазухи грязный платок и протянул Молчуну.
— Возьми, приложи ко лбу… Кровь остановишь.
Невольник взял платок, удивленно на него посмотрел, как будто не догадываясь о предназначении этой вещи, и вдруг спросил:
— Смотрител дешни… а кито я?
От такого вопроса Рулоф даже вспотел. Он снял овечью шапку и, разведя руками, признался:
— Я не знаю, кто ты, мил-человек. Тебя ко мне люди прелата Гудрофа доставили.
Молчун кивнул и, казалось, только сейчас заметил свисавшие почти до пояса длинные космы.
— Мине нада… — Он взял в руки свалявшую прядь. — Мине нада убарать…
— Постричься? — догадался Рулоф.
— Да, — кивнул невольник.
Между тем кровь из раны на его лбу перестала течь, но на этом месте появилась огромная шишка.
— Постой-постой, я сейчас все принесу! — засуетился Рулоф. — У меня и ножницы есть хорошие, правда, они овечьи, но тебе сгодятся.
Подхватив с мостовой оброненный Молчуном платок, он побежал к лестнице и стал быстро подниматься — сначала по ступенькам, потом по тропинке в гору, заскочил в свою хижину, схватил с полки ножницы, пару новых мешков и большую иголку с клубком ниток.