Дежурные, направленные на кухню для подкарауливания мыши, уже к вечеру были изгнаны тетей Таней с резолюцией «ироды проклятые, все шкафы опустошили, интеллигенция ненасытная».
Мышь не ловилась.
Мы нервничали и находились буквально на низком старте, готовые в любую минуту броситься на поимку серой бестии.
Так что, когда однажды со стороны столовой донеслось протяжное «Ааааааа!», мы вчетвером махом трансгрессировали туда, и, не поделив точку перемещения, столкнулись и попадали на пол.
Нашим взорам предстала небольшая серая — банальнейшая и обычнейшая до кончиков ушей — мышь. В зубах у нее была связка сосисок штук на десять.
— Ага! — торжествующе возопил Корнеев. — Щас мы тебя!
Мышь небрежно повела плечами и с утробным чпоком растворилась в воздухе. Часть сосисочной гирлянды осталась в нашем пространстве и, подергиваясь, начала потихоньку всасываться в небытие.
— Ну уж нет, — решительно сказал Роман и уцепился за конец связки.
Перетягивание длилось пару минут, после чего целлофан лопнул и в руках у Романа осталось две сосиски. Остальные быстро уползли в никуда.
— Вот так оно все… — неопределенно сказал Роман, рассматривая трофей.
— Да ладно… — робко предложил я. — Пусть уж. Что нам, жалко, что ли?
— А как же диван? — напомнил Витька. — И другие ценные вещи. Провода «Алдана», например?
За нашими спинами материализовался Хунта, скептически посмотрел на сосиски в романовской руке, сказал «Так-так-так» и исчез.
Затем появился Киврин, печально окинул нас взглядом — и исчез тоже.
За пять минут поле битвы посетило около десятка профессоров и магистров — как мы поняли, с тайной надеждой, что мышиная эпопея закончилась, — и с явным разочарованием покинули.
— Позорище, — сказал Витька. — Четыре здоровенных лба — попрошу заметить, трое с научными степенями! — не смогли справиться с одним мышонком.
— Мышонком, в котором, весьма вероятно, есть Тезис, — напомнил Эдик.
— Но это не отменяет позорища.
— А то, что с мышонком, в котором, весьма вероятно, есть Белый Тезис, не смогли справиться не только четыре здоровенных лба, но и весь Институт, — хотя бы облегчает?
Корнеев подумал немного и кивнул.
Мы снова сидели в Витькиной лаборатории.
Роман уныло рассматривал остатки сосиски.
— А где остальные? — спросил я.
— Видимо, она их доедает.
— Я имел в виду — остальные сотрудники.
— Думают, — печально сказал Эдик.
— А может, у Януса спросить, как мы ее поймаем… и поймаем ли?
— У-Янус третий день в командировке.
Я вздохнул.
— Хотя в этом есть некоторая хорошая новость, — добавил Амперян.
— Чего это? — мрачно спросил Витька.
— Ну если Янус перед отъездом не сказал ничего подобного… не знаю… ну не вынес никому благодарность за слаженные оперативные действия… помнишь, Роман, как тебя тогда похвалил, с джинном-то?
— Помню, — кивнул Роман.
— Ну вот. Значит, ничего особого не произойдет.
— Или же у нас не будет никаких слаженных оперативных действий и мы никого не поймаем, — замогильным голосом произнес Витька.
— Я схожу узнаю, что там мэтры надумали, — сказал Эдик и растворился.
— Может, сварим сосиски? — предложил Роман.
Амперян материализовался обратно.
— Без толку, — покачал головой он. — Там уже строят планы фундаментального огораживания каждого помещения института в отдельности.
— Хорошо… давайте подумаем еще раз, — развел руками Роман. — Все равно ничего больше не остается.
— Ты надеешься, что мышь телепат и оттого, что мы о ней думаем, у нее лопнет мозг? — спросил Витька.
— Отчасти, — уклончиво ответил Роман. — Мне кажется, что все наши неудачи от того, что мы сейчас ведем себя с мышью так, словно она простая мышь.
— А она вовсе не такая… — подхватил Эдик.
— Да-да, — кивнул Ойра-Ойра. — Теперь надо только понять, чем именно она отличается от обычных мышей.
— В ней есть диван Бен Бецалеля, — трагическим голосом сказал Витька.