С заочниками я тоже сам протянул до последнего; все остальные аспиранты давно прочитали и оценили экзаменационные рассказы своих студентов, я же все откладывал на потом, мне хотелось свободы, последних сеансов в кино, хорошей компании в ночных клубах и компьютерных игр до раннего утра…
Что до плана диссертации, то на кафедре маленькой литературы вместо диссертации аспирантам к выпуску требовалось написать роман. То есть Дефису я должен был представить синопсис своей книги. Подготовить его в принципе не было большой проблемой, если бы я представлял хотя бы в самых общих чертах сюжет будущего произведения. Пока же у меня была только Громкая Декларация о Намерениях — так я называл совершенную мной глупость. В начале сентября состоялось первое и единственное общее собрание всех аспирантов факультета; будущие кандидаты писательских наук делились планами на романы-диссертации. В их числе была и Леночка с кафедры детской литературы, чьи огромные голубые глаза и совершенно анахроничная длинная коса, делающая ее похожей на царевну из русских народных сказок, поразили меня с первого взгляда. Никаких планов на роман у меня не было, и, чтобы не выглядеть в ее глазах дурачком, я решил выделиться чем-то оригинальным и вдохновенно сымпровизировал — собираюсь, мол, написать роман, который проложит мост между Большой и маленькой литературой.
Потом я сам поражался, как вообще мне в голову мог прийти подобный бред? Что ж, в тот момент дураком я, может, и не выглядел, но зато теперь застрял с громким заявлением, к которому никак не мог придумать подходящую историю. И на попятную не пойдешь: на том собрании был не только Дефис, сделавший себе пометку, но и стенографистка, намертво впечатавшая мою лихую браваду в официальный протокол заседания. А протокол — это святое, все, что в нем записано, становится непреложным фактом.
И как если бы всех этих бед мне было недостаточно, на днях в компьютерной игре выкинули из клана моего боевого орка-музыканта. Выкинули, несмотря на то что я прокачал его до сто сорок седьмого уровня, и он овладел такими редкими и полезными в онлайн-боях приемами, как парализующий противника гангста-рэп, оглушающий врага на целую минуту хардкор-рок и даже совершенно уникальный слезоточивый шансон, от которого нападающие неизменно садились в кружок на землю, обнимались и, роняя слезы, подпевали.
Да и с Леночкой у нас отношения пошли под откос, в последнее время мы все чаще ругались. Она говорила мне, что я безответственный и неорганизованный, что слишком много времени провожу за компьютерными играми и уделяю ей мало внимания. И вообще, что я, Леха Привалов, аспирант писательского факультета ИКС — Института Китеж-сити, — форменный неудачник, так как не прошел на приличную кафедру вроде философской, документальной или, на худой конец, детской литературы (про престижнейшую кафедру Большой литературы и упоминать не стоит). Но нет, я осел на кафедре маленькой литературы, более известной как «бульварная» или «массовая».
И даже там я умудряюсь бить баклуши, и из-за моей лени мы застрянем этим летом в городе, вместо того чтобы поехать на море.
Я глубоко оскорблялся и за маленькую литературу, и за себя. Маленькую литературу я искренне любил, зачитывался ею с детства и нередко находил в хорошей фантастике, детективах и приключениях больше смысла, чем в литературе Большой. И себя я тоже… ну, если и не вот прямо-таки любил, то в целом был вполне себе симпатичен. И потому я яростно и бурно негодовал по поводу несправедливости выдвинутых Леночкой претензий.
Но, похоже, зря: настало лето — и я застрял-таки на кафедре со всеми своими «хвостами» из заочников, синопсисов и статей. Леночка же, бросив сакраментальное «А я тебе говорила!», собиралась на Кипр с компанией друзей. И хоть я очень не хотел, чтобы она ехала без меня, на каком-то интуитивном уровне я чувствовал, что не имею на это полного морального права — просить ее отказаться от поездки…