— Чемпиона вы убили? — спросили в зале.
— Нет, к сожалению… А может, к счастью, — задумчиво ответил Гурьянов. — Подумай, чем он виноват? Правда, на ринге он больше не появлялся. Репутация погибла.
— А дальше что было? — не унимался голос.
Тут включили яркий, ослепительный свет, он резнул так сильно, что глаза пришлось закрыть.
— Дальше? — переспросил Гурьянов. — Дальше будем продолжать работу, потому что и так двадцать шесть минут потеряли. Для разминки каждому три минуты боя с тенью, а потом продолжайте кто на чём остановился. Начали!
Это чудесное боксёрское упражнение — бой с тенью. Перед тобой невидимый, выдуманный противник, а ты бьёшь его, и каждый раз изыскиваешь всё новые и новые удары и защиту, всё новые и новые комбинации боя.
— Больше фантазии! — покрикивал Гурьянов.
Ивана Железняка всё время отвлекала мысль, что не случайно рассказал Гурьянов эту историю о ненавистном лице полицейского. Может, он что-то знает о нём и о Климко? Нет, ничего он не может знать. Это простая случайность — весь этот рассказ.
И, убедив себя в этом, юноша с новой силой взялся за упражнения. Ему казалось, что Григорий Иванович сердится сейчас на себя за минуты откровенности, во всяком случае ещё никогда не был таким требовательным и придирчивым старый тренер. Он заставлял своих учеников десятки раз повторять одно и то же движение, он добивался отшлифованности и точности, и угодить ему в этот день было очень трудно. Но прошло полтора часа занятий. Гурьянов, распустив группу и, как всегда, попрощавшись, исчез в коридоре. Ребята вымылись под душем и тоже ушли.
Но Иван домой не пошёл.
«Джек Лондон, «Мексиканец», — повторял он про себя, застёгивая пальто.
Мокрый снег падал с тёмного неба, ноябрь был в этом году особенно холодный и неприветливый. Снег таял на земле, но от этого становилось ещё неуютнее.
Иван быстро дошёл до библиотеки, в коридоре отряхнул снег с кепки и пальто, вытер ноги и вошёл в большой зал. За одним из столов сидела Саня, увлечённая чтением.
Стараясь не мешать тем, кто сидел у столов, юноша подошёл к библиотекарше, попросил «Мексиканца» и через некоторое время уже держал в руках тоненькую книжечку. Его охватило разочарование. Книжка в его представлении была толстой, а тут что-то тощенькое, страниц на двадцать, не больше.
Он оглянулся, почувствовав на себе взгляд чёрных глаз Сани. Захотелось скорее уйти, но девушка уже встала из-за стола и подходила к нему.
— Добрый вечер! — шёпотом сказала она. — Ты что взял читать?
Иван молча показал книжку.
— Ох, как я тебе завидую! — сказала девушка.
— Ты тоже можешь взять её.
— Конечно, могу, но я уже читала… Я завидую тем, кто таких книжек не читал, а то прочитаешь и жаль, что прочитала, что это уже позади осталось.
«Удивительная девушка», — подумал Железняк, а вслух сказал:
— Мне уже пора, я пойду.
— Мне тоже пора. Пойдём вместе.
Они вышли из библиотеки. Снежинки, большие, тяжёлые, прорезали, словно перечёркивали, сильный свет фонарей. Народу на улицах было мало, все попрятались по домам, в уютное тепло, под свет домашних оранжевых и зелёных абажуров. Скоро зима.
Им нужно было расходиться в разные стороны, но Саня сказала:
— Пойдём. Я тебя немного провожу.
— Со мной не случалось, чтобы меня девчата провожали. Лучше уж я тебя до стадиона доведу.
— Пойдём, — просто сказала Саня.
Молча они прошли несколько десятков шагов. Ветер сёк снегом лица. Плохое время для прогулок. Саня остановилась:
— Ты про Кирилла что-нибудь слышал? Знаешь о нём что-нибудь?
— Ничего не знаю.
— И Марина не знает?
— Нет.
— Передачи носит и не знает?
— А ты откуда об этом проведала?
— Ну, этот секрет всей Калиновке известен. — Саня придвинулась ближе, почти вплотную к Железняку и заговорила горячо, словно оправдываясь: — Вот, понимаешь, я ей, Марине, даже завидую. Я и сама хотела пойти в тюрьму… Ведь мы же с Кириллом дружили. И не хватило смелости, испугалась, разговоров побоялась… Я один раз туда поглядеть ездила, Марину видела, даже страшно мне стало… Идёт, губы закусила, глаза в землю, ни на кого не смотрит, а сама гордая, как королева. В жизни я её лица не забуду. Она его любит?
— Не знаю.
— А я знаю. Любит! Наверное, любит. Вот бы мне так полюбить…
— Глупая ты, Санька! — рассердился Железняк. — Придёт время — полюбишь. А Кирилл не виноват, я в этом глубоко уверен.