— Ребята, есть коротенькое, но очень важное и красивое дело. Останьтесь после работы минут на пять.
Ещё раз тряхнул чубиком и ушёл.
Сидоренко проводил его взглядом и сказал:
— Настоящий человек наш Сашко Бакай. Когда меня посадили и спросили характеристику, он не побоялся написать, что не верит в мою виновность, и подписался. Это тебе не сейчас красивые слова говорить, это ведь пятьдесят второй год был. Я читал эту бумагу, когда выходил.
И с уважением посмотрел вдоль прогона, туда, где то появлялась, то исчезала между станками серенькая кепка Бакая.
Половинка ничего не ответил. Почему-то стало трудно дышать. Что-то тяжёлое давит сердце, и так сильно, что хочется крикнуть, позвать на помощь, но трудно даже пошевелиться. Но должно же, должно отпустить! Всё потому, что не поехал этим летом в Кисловодск, а решил рыбу ловить. Уже нет сил терпеть! Неужели конец?
Широко открытым ртом Половинка схватил воздух. Неужели не отпустит?
Отпустило. Медленно-медленно, но отпустило… Вот уже легче дышать, и в цехе стало светлее. Значит, пустяки, но всё же надо зайти в поликлинику.
После работы пришёл Бакай, а с ним человек двадцать цеховых комсомольцев из бригад станочников и сборщиков. Пришли, уселись кто на чём. Бакай подождал, пока все соберутся, и начал:
— Такое дело, товарищи: завод получил большое и почётное задание. Будем делать блюминг для нового дальневосточного металлургического комбината. Есть предложение — взять этот заказ под комсомольский контроль. Значение этой работы я вам объяснять не буду, сами хорошо знаете. Надо, чтобы блюминг как можно скорее оказался в городе комсомола, где для него уже, вероятно, приготовили фундамент. Сейчас собрания проходят во всех цехах завода. На каждой детали блюминга будет вот такая наклейка.
Он поднял руку и показал небольшой кусочек бумаги, где стояли обрамлённые красными линиями слова: «Заказ под комсомольским контролем».
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Иван сидел за столом и решал сложную и хитрую задачу, в которой стереометрия и тригонометрия крепко переплелись между собой. Это, вероятно, самые сложные задачи из всего школьного курса. Скоро весна, скоро испытания — и конец учению!
Углы правильной шестигранной пирамиды, вписанной в шар, почему-то путались, радиусы стали кривыми. Иван откинулся на спинку стула. За окном уже давно ночь, тёмная, безлунная, морозная. Стекло разрисовано фантастическими узорами, словно на дно моря опустился дремучий лес. Тишина полная, не слышно даже дыхания Андрейки.
Может, плюнуть на эту задачу и решить её завтра, на свежую голову, после работы? Мысль заманчивая, и как много надо сил, чтобы ей не поддаться! Так ведь бывало: отложишь на завтра, а потом приходишь в школу, не сделав урока. Надо пойти подставить голову под кран…
Но глаза медленно закрылись, голова опустилась на тетрадь. Как хорошо хоть на мгновение почувствовать полный покой! Иван вздрогнул, выпрямился, испуганно оглядел комнату. Может, он долго проспал? Нет, только чуть-чуть задремал. Скорей в ванную!
Холодная вода резала затылок. Забыв о сне, Иван вернулся к столу. А ну-ка, задача, как выглядите вы теперь? Вот и все ваши тайны. Не много же их у вас! Чему равняется синус тридцати пяти? Ясно! Где таблица логарифмов? Вот она. Ну, кажется, всё готово. Посмотрите ответ, товарищ Железняк. Диаметр шара равен пятнадцати сантиметрам. Правильно? Правильно. Ох, как хорошо, когда всё сходится! Первый час. Теперь можно ложиться спать.
Иван встал из-за стола, потянулся так, что кости затрещали.
Он подошёл к кровати, предвкушая наслаждение. Сейчас щека коснётся белого прохладного полотна и…
Но послышался тихий стук. Иван испуганно остановился, не понимая, кто это может быть. На лестнице шагов не было слышно. Как будто кто-то долго стоял под дверью и только сейчас решился постучать.
Иван вышел в коридор, прислушался, спросил: «Кто?»
— Свои, — послышался знакомый голос.
Удивлённый Иван быстро открыл дверь Половинке, который держал в руках какие-то тетради. Старик, не ожидая приглашения, прошёл в комнату и сел к освещённому столу.
— Не спишь ещё? — спросил он. — Задачи решаешь? Вот и я не сплю. Не спится мне эту зиму, — значит, дела мои швах.
Он говорил шёпотом, вытягивая губы.
— А я на балкон посмотрел, вижу — свет у тебя, и решил зайти, хоть и поздно. Впереди ещё длинная ночь… Может, хоть перед гудком немножко засну.
Ивана поразила необычайная интонация в голосе бригадира.