— Всё в порядке, — ответил Кирилл.
— Что в порядке? — входя, спросила Марина.
— Всё, — засмеялся Железняк и вышел.
Марина с Кириллом остались вдвоём.
— Ну, гляди, Марина, — Кирилл одной рукой обнял девушку, а другой достал справку, — читай!
Марина прочитала и заплакала.
— Ну, не плачь! — засмеялся Кирилл.
— Это сейчас пройдёт, не обращай внимания, — говорила девушка, плача и смеясь одновременно.
— Когда же наша свадьба, Марина? — тихо спросил Кирилл.
Лицо и шея девушки начали медленно розоветь, покраснели, запылали огнём. Марина поглядела Кириллу в глаза и ответила:
— Когда хочешь.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Последнего экзамена по математике Иван боялся больше всего. Задача была сложная и путаная: геометрия, тригонометрия и алгебра вместе. И хотя подобные уже приходилось решать, всё-таки нет уверенности, что эту задачу удастся решить правильно, не ошибиться в длинных подсчётах.
Он ещё раз взглянул на условие. Приятное это чувство, когда понимаешь дорогу, по какой нужно идти, ясно видишь все западни, хитроумно расставленные составителем задачника. И всё-таки страшно, так страшно, что дух захватывает.
Иван низко склонился над партой, углубившись в расчёты. Через полчаса задача была решена. Даже не верится, что всё вышло правильно. А может, здесь ловушка? Надо ещё раз проверить! Нет, всё верно. Он взглянул налево, где сидела Саня. Встревоженные, испуганные глаза девушки горели, лицо побледнело.
— Что с тобой? — прошептал Иван.
— Ничего не понимаю. Не выходит.
— Покажи.
Лёгким движением Саня придвинула к нему тетрадь. Иван посмотрел ход решения — всё верно, чего же боится Саня?
— Всё верно.
— Нет, не выходит, — прошептала девушка.
Иван внимательно проверил расчёты, улыбнулся, написал: «Тринадцать минус семь будет шесть», — и пододвинул девушке тетрадь.
Саня взглянула и прошептала, багровея:
— Вот идиотка!
Иван переписал начисто свою работу, подписался: «Ученик десятого класса Калиновской школы рабочей молодёжи Иван Железняк», поставят жирную точку.
И сейчас, когда всё уже позади, когда последняя точка поставлена, кажется, что бессонные ночи не приносили усталости, уроки, задаваемые домой, выполнялись между прочим и последняя задача на экзамене была неожиданно лёгкой.
— Ты уже кончил? — спросила Саня, встав с места. — Пошли сдавать?
— А у тебя всё верно?
— Всё. Пошли!
Они сдали свои тетради и вышли из класса. Прощай, школа! Будет ещё выпускной вечер, но уже не придётся ходить сюда пять раз в неделю и учить по ночам уроки. Это было очень трудно, не будем скрывать, но вспоминать об этом легко и даже весело.
Вместе вышли из школы. В классах ещё шли испытания, окна светились ярким, далеко видным светом, и высокий светлый дом плыл в темноте ночи, как сказочный корабль.
— Хорошая у нас школа, — сказал Иван.
— Хорошая, — отозвалась Саня.
И неожиданно у них возникло удивительно печальное, но ясное и прозрачное настроение, когда знаешь, что грустить не от чего и не следует, а всё-таки что-то щемит на сердце.
Вот он идёт рядом с Саней, и кажется странным, что не придётся больше встречаться ежедневно, сидеть за одной партой, помогать друг другу… Как же так может быть?
Мысль эта причиняет боль.
— Жаль, что вы от нас далеко живёте, — сказала Саня, и Иван понял, что она думает о том же.
— Ничего, это не очень далеко. Мы будем часто видеться. Правда?
— Правда. Я к тебе привыкла.
— Я тоже.
— Надо бы отпраздновать окончание школы, да вот поеду в область, вернусь побитым, тогда и отпразднуем все вместе, — пошутил Иван.
— Ты можешь вернуться с этих соревнований чемпионом.
— Ну, я ещё мало каши ел, — засмеялся Иван. — Там, брат, мастера спорта будут. Где уж нам…
— Нет, можешь, — упрямо повторила Саня.
Межобластные соревнования боксёров проводились в Донбассе каждый год. Собирались лучшие спортсмены промышленного сердца Украины, и очень часто победители соревнований выступали в Киеве и в Москве.
В этом году приехал на соревнования вместе с Гурьяновым и Железняк.
Ему приходилось бывать тут не раз, и всегда он испытывал волнение. Один только вид огромного Дворца спорта заставлял учащённо биться сердце.
Дерево, стекло и полированный камень соединялись тут в таком совершенстве, что самый дом казался произведением искусства, и у каждого, кто входил в высокие двери, невольно появлялось торжественно-приподнятое настроение.