— Просто влюбились друга в друга, как… как… — Он подыскивал сравнение, хотел сказать, как Ромео и Джульетта, но раздумал: получалось слишком банально и литературно. И промолчал.
— Желаю тебе так же влюбиться, — сказал Лука.
— Ну, знаешь, — Феропонт возмутился, — ещё не родилась такая девчонка, которая смогла бы меня охомутать…
— Нет, уже родилась. Ей сейчас лет десять, двенадцать. а может, и все четырнадцать… Смотри, вон он, наш красавец!
И в тот же миг Феропонт забыл и о Луке, и о Карманьоле, и о разбитой дружбе. Новый самолёт стоял в отдалении от выстроившихся в ряд старых ОК-24, но даже если бы он пристроился к ним, всё равно спутать, не заметить его было невозможно: казалось, именно под его крылом приоткрылась завеса времени и всем посчастливилось заглянуть в будущее.
На аэродром, конечно, никого не пускали, но вокруг собиралась толпа — молчаливые, взволнованно-торжественные люди. Это они сделали самолёт. Нет более гордого и значительного чувства, нежели сознание отлично выполненной работы.
Феропонт и сам не мог понять, откуда пришло к нему это ощущение всепокоряющей гордости. Казалось, от может сделать любую работу, всё ему по плечу: пассажирский самолёт — пожалуйста, вот он стоит перед вами. Космический корабль? И это можно. Хотел посмеяться над собой, над непривычной взволнованностью, и не смог. Крепко держат киль и стабилизаторы гайки, сработанные Лукой и Феропонтом, их руками. Феропонту хотелось крикнуть: «Люди, в этой машине есть и моя работа!» — но сдержался: каждый из его соседей, стоявших с ним плечом к плечу, мог сказать то же самое.
— Послушай, учитель, — Феропонт толкнул локтем Луку, — а если заточить резцы под острым углом, то канавки в наших гайках можно прорезать вдвое быстрее.
Лука посмотрел на своего ученика и согласно кивнул. На свет появился не только новый самолёт, но родилось нечто более значительное и важное… Ещё многое случится с Феропонтом, ещё будет он мудрствовать и оригинальничать, неизвестно, кем он станет: композитором, инженером или офицером, а может, и токарем высокой квалификации, — но человеком наверняка будет.
К самолёту подошли пилоты и исчезли за овальными дверцами, герметически плотно закрывшимися вслед за ними. В старых самолётах вертящиеся винты предупреждали о скором взлёте машины. Здесь же всё замерло, только медленно нарастал напряжённый гул могучих реактивных двигателей, и в какое-то мгновение самолёт неохотно, лениво двинулся с места, потом, быстро набирая скорость, сопровождаемую оглушительным рёвом турбин, стрелой вонзился в ясную синеву неба.
Люди стоят молча, не кричат «ура», не аплодируют, в этом сосредоточенном молчании — проявление наибольшей торжественности. Они ждут посадки самолёта, чтобы ещё раз взглянуть на свою осуществлённую мечту, попрощаться с нею и приняться за новую…
Он появился далеко-далеко, сначала как маленькая серебристая ласточка, потом, стремительно вырастая, приблизился, сопровождаемый оглушительным громом. Вот он над взлётно-посадочной полосой выпустил закрылки, коснулся твёрдыми шинами бетонной дорожки…
Семён Лихобор не согласился взять обложку журнала, заставив Луку вырубать из стены старый, изученный до мельчайшей чёрточки портрет Майолы.
— Между прочим, — ловко орудуя инструментом, сказал Лука, — это твоя невестка.
— Кто? — Старый Лихобор насторожился.
— Майола. Свадьба двадцать девятого мая. Раньше не получается — перегрузка во Дворце новобрачных.
— Значит, решился наконец? — Семён Лихобор торжествовал. — Давно бы так! А кто тебе говорил? Слушаться старших нужно! Понимаешь, как тебе теперь надо жить, чтобы быть достойным такой девушки…
— Может, именно так, как жил, — ответил Лука.
— Может, и так, — согласился отец и надолго замолчал, Любуясь, как умело сын орудует инструментами.
А когда инвалидов и их венда вынесли и погрузили в автобусы, чтобы ехать в новое здание, вдруг загорелись, вспыхнули, как свечи, старые бараки, которые совсем недавно гордо назывались корпусами. Кто их ушёл поджечь, не мог догадаться даже старший брандмейстер, приехавший к месту пожара во главе целой колонны красных, оглушительно ревущих машин.
Сначала он хотел дать команду распускать брандспойты и сбить пламя струями воды, потом махнул рукой.
— Эти гнилушки дешевле сжечь, чем разбирать. Здесь новый микрорайон будет, — сказал он. — Смотрите только, чтобы сосны не занялись…
Он проследил, пока бараки сгорели дотла, приказал залить пожарище, а потом сел в «Волгу» и помчался к себе по зелёной улице светофоров, сопровождаемый рёвом сирен и колонной ярко-красных мощных машин.