— Нет, тут тихо. За тобой погоня?
— Не думаю.
— Ну и хорошо. Спрячься.
— Подождите, откуда вы, девчата? — Ему до боли в сердце не хотелось расставаться с ними…
— Я из Кировограда, — ответила Нина.
— А я из Чаплинки, на Херсонщине, — отозвалась Галя, и её выразительные глаза цвета зрелого лесного ореха влажно заблестели.
— А я из Суходола…
— Знаю, заводы там. Ну, хорошо, потом поговорим, — Галя решительно оборвала разговор. — Мы пойдём, а ты схоронись.
Но они стояли неподвижно, не в силах сделать первый шаг. Ничего хорошего не ждало их, только тяжкая работа, страдания, а может, и смерть. Но радость от встречи с земляком вдруг осветила всё таинственным светом надежды, и жизнь сделалась нужной и значительной.
— Отойди подальше, — тихо проговорила Галя, и Шамрай понял, что первый шаг должен сделать именно он, мужчина.
— Счастливо вам, девчата. Нина, не забудь о карте. — Он уже обращался к ним, как к хорошим знакомым.
— Не забуду.
Только два шага до дерева, а как трудно их сделать. Ничего, силы хватит. Не навек они прощаются.
— Отчего ты плачешь, Нина?
— Нет, я не плачу, слёзы сами катятся… Иди — это всё нервы… Иди…
— Счастливо… Всё будет хорошо.
И, напрягая волю, Шамрай шагнул и стал за дерево, стал так, чтобы видеть и шоссе и поле, а главное — девушек.
Теперь они, занятые работой, снова удалялись, уменьшались, уменьшались и совсем исчезли в солнечном, слепящем глаза мареве. И Шамраю было страшно подумать, что они исчезли навсегда и никогда больше не вернутся. И именно в тот миг, когда подумалось об этом, девушки снова выплыли из солнечного тумана и медленно стали приближаться к лесу. А с ними их песня. Как медленный маятник: туда-сюда, туда-сюда… Тихая нежная песня колыхалась над просторным солнечным полем.
Послышалось гудение мотора. Шамрай вплотную прижался к дереву, замер, затаив дыхание. На шоссе снова появилась машина. Горбатая, чёрная, удивительно знакомая. Вот она выросла, приблизилась.
За рулём сидел однорукий шофёр. Отвёз свой груз, теперь возвращается домой. Поздно вечером будет в Айсдорфе. Там надёжно укрытый в старой шахте Ленин… И там живут друзья.
Может, остановится грузовик? Может, шофёр даст адрес поточнее?
Нет, не остановился, только прогудел басовито, но негромко, осторожно. Навсегда прощался однорукий шофёр с Романом Шамраем. Промчался грузовик, смешной самовар, который подтапливался деревянными чурбачками, и исчез, как ножом отрезав от Шамрая его прошлое. Ну что ж, теперь будем думать о будущем.
Девушки на поле пели о любимом городе, который мог бы спать спокойно, о строгом капитане, что никак не хотел улыбнуться, о синих тёплых ночах, таких же глубоких и нежных, как глаза любимой девушки. Они пели одну песню за другой, пели для Шамрая, и он это чувствовал и был благодарен им, потому что от их трепетных голосов и этих родных с детства песен исчезало одиночество, страшное одиночество человека, брошенного на произвол судьбы в далёком, чужом и враждебном ему краю.
Шамрай сгрёб подсохшие прошлогодние листья — сухо, мягко, чем тебе не постель! С одной стороны оберегает от постороннего взгляда шершавый, как напильник, ствол бука, с другой — кряжистые, свитые узлами корни. Улёгшись, попробовал восстановить в памяти карту Европы, и ничего не вышло.
Границы Бельгии, Голландии, Люксембурга, Франции переплелись в какой-то клубок. Нет, без карты ему не обойтись.
А над полем всё качался, то замирая, то вновь набирая силу, чудесный маятник песни…
— Спишь? — послышалось над ухом.
Шамрай вздрогнул, испуганно оглянулся.
— Не бойся, это мы, — Галя и Нина стояли радом, прислонясь к дереву. — Хорошо устроился. Бери карты, тут тебе целый атлас. Какая понадобится — просто вырви, а обложки положим на место. Никто и не заметит — машина на колодках, бензина нет, карты никому не нужны.
— А это тебе еда, — Галя протянула свёрточек, — Сиди тихо. Как стемнеет, кто-нибудь из нас зайдёт за тобой. А завтра…
— Что завтра?
— Посмотрим… Ну, пока. Счастливо тебе!
Девушки пошли, завернули за поворот дороги и исчезли, будто и не стояли рядом. Хотелось крикнуть им вслед, позвать, вернуть, чтобы посмотреть на них, поговорить — услышать родную речь — куда там… И не крикнешь, и не вернёшь. Лишь на камнях в чистой тряпочке кусок твёрдого жёлтого сыра и два ломтя хлеба, не лагерного, а душистого, свежеиспечённого хлеба.
Но прежде всего он поспешно развернул карты автомобильных дорог Европы. Да, ничего не скажешь, отлично изданные карты. Щедро снабжала ими автотуристов фирма резиновых шин «Мишлен». Правда, на них не обозначены леса, овраги, холмы, зато не пропущено, по всей видимости, ни одного села, где можно остановиться на ночлег, выпить стакан вина в маленьком отеле, заправиться бензином у красной, как пламя, колонки. Фирма «Мишлен» всё тебе предусмотрительно указала, посоветовала, даже не забыла напомнить «специалите» каждого ресторана — его наиболее вкусное фирменное блюдо.