Так выглядела картина окружения племени Грина, причем она ничем существенным не отличалась от подобных, столь же кошмарных повествований, бытующих среди других племен, медленно передвигающихся по территории, именуемой Джунглями.
В этой мифологии особое место занимали Гиганты. О Носарях, мутантах и Чужаках было известно, что они существуют. Время от времени вытаскивали из зарослей мутанта и заставляли его танцевать так долго, что он падал от изнеможения, и тогда насытившиеся зрелищем люди отправляли его в Долгое Путешествие. Множество вояк готовы были поклясться, что у них случались яростные поединки с Носарями и Чужаками. И все же все эти существа имели в себе что-то нереальное: во время яви, в компании, можно было просто не верить в их существование.
С Гигантами дело обстояло иначе. Они были абсолютно реальными. Когда-то все принадлежало им, весь мир был их собственностью, кое-кто даже утверждал, что люди происходят от Гигантов. Их мощь была видна повсюду, их величие было очевидным. Если бы однажды они надумали вернуться в этот мир, никому бы и в голову не пришло им сопротивляться.
Над всеми этими образами маячил еще один — это был скорее символ, чем конкретный человек. Его называли Богом. Никто не испытывал перед ним страха, имя его упоминалось нечасто, так что не совсем понятно было, как оно сохранилось и дошло до нынешнего поколения. С ним было связано выражение «бога ради», что звучало убедительно, хотя не означало ничего конкретного. Словом, понятие Бога деградировало до безобидной присказки.
И все же то, что Комплейн подметил сегодня в Джунглях, было более тревожащим, чем все остальное. Предаваясь своим размышлениям, он вспомнил еще один факт — плач, который слышали они с Гвенной. Теперь эти два разрозненных факта неожиданно сложились в единое целое: неизвестный человек и неизвестное племя.
Этот мужчина не был Чужаком или еще каким-нибудь таинственным существом: он был обыкновенным охотником из плоти и крови, разве что принадлежал к другому племени. Вот и все объяснение…
Комплейн расслабился и решил попытаться уснуть. Его настроение улучшилось, но он все еще продолжал корить себя за то, что не сумел додуматься до правильных выводов раньше. И все же, обнаружив в себе неизвестные доселе способности к анализу, Комплейн испытал удовольствие.
Слишком редко он использовал силу своего разума. Почти все, что делал до сих пор, — делал чуть ли не автоматически, не задумываясь. Над ним довлели местные законы, Учение, собственное настроение. Все это надо изменить. Он станет другим, таким, как… ну, скажем, Мараппер. Вещи и явления надо стараться оценивать так, как Роффери оценивает товар. Но, разумеется, не в прямом материальном смысле, а как-то иначе…
Надо бы запастись данными, которые могли бы, составив единое целое, явиться некоей отправной точкой — базой для дальнейших рассуждений. Быть может, ему даже удастся осознать идею корабля…
Незаметно он погрузился в сон…
Когда он проснулся, то сразу вспомнил вчерашнее происшествие и понял, что в каюте нет запасов пищи. Он резко сел. На мгновение ему показалось, что сейчас над ним снова возобладает угнетенность, но потом он почувствовал, как внутри него пробуждается энергия. Он ощущал потребность в каком-нибудь действии; в чем именно оно будет заключаться — покажет время.
Он добрел до двери, распахнул ее. Снаружи стояла странная тишина. Комплейн вышел.
Немало участников вчерашней гулянки, не сумев дойти до дому, лежали там, где их сморил сон. Площадка напоминала поле битвы, и лишь бездумный храп говорил о том, что эти люди еще живы.
Комплейн брел между спящими, надеясь разжиться каким-нибудь завтраком. На мгновение он задержался возле парочки, которая живописно разлеглась на поле для игры «Скачи вверх». Пухленькая девица лежала в объятиях чумазого оборванца. По ее ногам ползали мухи, исчезали под платьем, и рука партнера словно бы указывала им путь.
Издали приближалась какая-то фигура, в которой Комплейн с неудовольствием узнал свою мать. В Кабинах существовало правило, согласно которому ребенок должен прекратить контакты с братьями и сестрами, когда дотянется головой до бедра взрослого, и с матерью — когда дорастет до ее пояса. Майра, однако, была женщиной суматошной и упрямой, не признавала никаких правил и принималась болтать со своими многочисленными детьми, как только подворачивался удобный случай.