— Здравствуй, мамочка, — пробормотал Комплейн. — Пространства для твоего «я».
— За твой счет, Рой.
— И чтобы лоно твое и далее было плодоносным.
— Ты хорошо знаешь, что я уже стара для таких удовольствий, — сказала она, обиженная тем, что сын приветствует ее столь формально. — Куда направляешься?
— Смотрю, где бы чего-нибудь перекусить.
— Ну да, Гвенны же больше нет. Я уже знаю об этом. Вот увидишь, эта история прикончит ее отца. Я была свидетельницей твоего наказания, постараюсь не пропустить и следующую экзекуцию. С трудом достала зеленой краски, видишь — я все перекрасила. Тебе нравится? Правда, красиво?
— Послушай, мама, у меня болит спина, и у меня нет никакого желания разговаривать…
— И должна болеть, Рой, было бы странно, если бы не болела. Мне аж зябко делается, как подумаю, что с тобой будет к концу наказания. У меня есть мазь, я могу натереть тебе спину, хоть это как-то уменьшит твои страдания. А потом тебе надо показаться доктору Линдснею. Если, конечно, ты найдешь, чем ему заплатить. Сейчас, когда Гвенны нет, для тебя наверняка кто-нибудь найдется. По правде говоря, ты уж на меня не обижайся, но я ее никогда не любила…
— Послушай, мама…
— Если ты идешь к мессе, я пойду с тобой. Я ведь вышла просто так, прогуляться. Старая Тумер Манди шепнула мне, что стражники нашли немного кофе и чаю. Может, где-нибудь раздают, ты не видел? Все-таки кофе у Гигантов был намного лучше, чем наш.
Поток слов захлестывал Комплейна и тогда, когда он поглощал завтрак. Затем он позволил матери натереть себе спину, и все это время был вынужден выслушивать массу советов.
— Помни, Рой, не всегда будет так плохо. Просто у тебя сейчас неудачная полоса. Не поддавайся унынию.
— Наши дела, мама, всегда выглядят плохо. Зачем вообще жить?
— Ты не должен так говорить. Хоть Учение и рекомендует иногда пребывать в печали, но ты старайся смотреть на все, как я. Я всегда говорила, что жизнь — это великая тайна. Сам факт, что мы живем на свете…
— Все это я знаю. Для меня жизнь — это наркотик, выставленный для продажи.
Майра посмотрела на его гневное лицо и смутилась.
— Когда я хочу утешить себя, — сказала она, — я представляю себе огромную черноту, охватывающую все. И неожиданно в этой черноте начинают мигать многочисленные крохотные огоньки. Огоньки эти — наша жизнь, направленная на благо и освещающая все вокруг. Но что означает все окружающее, кто и зачем зажег эти огоньки… — Она вздохнула. — Когда мы начнем наше Долгое Путешествие, и наши огоньки погаснут, может быть, тогда мы будем знать больше…
— И ты говоришь, что это тебя утешает, — презрительно заметил Комплейн.
Он давно уже не слышал подобных сентенций от матери. Он не хотел себе признаваться, но вроде бы они смягчили его боль.
— Да, конечно, этим можно утешаться. Видишь, как наши огоньки горят рядом в этом месте, — она показала место над столом. — Я довольна, что мой горит не в одиночестве и не в каком-нибудь незнакомом месте.
Покачав головой, Комплейн встал.
— Я их не вижу, — признался он. — Может, было бы лучше, если бы мой горел где-нибудь подальше отсюда.
— Но тогда здесь было бы все другое.
— Вот я и предпочел бы, чтобы здесь было все по-другому. Мой брат Грегг, который покинул племя и ушел жить в Джунгли…
— Ты думаешь о нем? — с оживлением спросила мать. — Грегг был счастливчик, Рой, если бы он остался, то сейчас был бы стражником, не меньше…
— Ты думаешь, он еще жив?
Она недовольно затрясла головой.
— В дебрях-то? Можешь быть уверен, он давно пойман Чужаками. А жаль, очень жаль… Грегг был бы хорошим стражником. Я всегда это говорила.
— Я пойду, мама.
Комплейн поднялся, и тут мать резко произнесла:
— Старый Озберт Бергасс все еще дышит. Я слышала, что он призывает свою дочь, Гвенну. Твоя обязанность — сходить к нему.
По крайней мере сейчас она говорила искренне. И сейчас обязанность, не очень приятная, сочеталась с удовольствием, потому что Бергасс был героем племени.
По дороге Комплейн не встретил ни одной живой души, за исключением однорукого Олвелла, который нес пару убитых уток и кисло поприветствовал Комплейна.
Помещения, в которых Бергасс развел теперь свое хозяйство, находились в самом конце Кабин, хотя когда-то они были в зоне передовой баррикады. По мере того, как племя медленно продвигалось вперед, эти помещения смещались назад. Когда Озберт Бергасс жил в центре занятого племенем района, он находился на вершине своей славы. Теперь, в старости, он обитал на задворках.