И они приносили его в удивительных количествах.
— Я никогда не видел ничего подобного, — сказал Грегори фермеру.
Обычно молчаливый, Джозеф Грендон был очень возбужден. Взяв Грегори под руку, повел его в хлев.
Там лежала Тривс, коза. Под ее боком сгрудились три бело-коричневых козленка, а четвертый стоял рядом, качаясь на тонких ногах.
— Сразу четверо! Вы когда-нибудь слышали о козе, которая принесла сразу четверых козлят! Вам стоит написать об этом в лондонские газеты, Грегори! А теперь пошли в свинарник.
Визжание в свинарнике было громче обычного. Когда они уже подходили к нему, Грегори посмотрел на большие вязы. Их кроны были уже в зеленой дымке. В ужасном шуме ему слышалось что-то зловещее, что соответствовало, вероятно, состоянию Грегори.
Свиньи у Грендона обычно давали до десяти поросят каждая. Теперь же не было ни одной, возле которой не копошилось бы, как минимум, четырнадцать. Шум стоял страшный, и Грегори подумал, что в такой плодовитости есть что-то неестественное.
После обеда миссис Грендон и Нэнси поехали в город за покупками, а Грегори снова отправился осматривать ферму.
Бледное полуденное солнце едва светило. Лучи не могли проникнуть глубоко в воду, но когда Грегори наклонился, то увидел, что пруд кишит головастиками и лягушками. То, что поначалу он принял за слой мутной воды, оказалось массой плавающей живности.
Из глубины выплыл большой жук и схватил головастика. Головастики служили пищей не только для жуков, но и для двух уток, которые плавали на дальней стороне пруда. Интересно, какой приплод у уток? В камышах дрейфовала целая армада маленьких утят.
Минуту Грегори стоял в нерешительности, потом медленно направится назад. Миновав двор, зашел в конюшню, оседлал Дензи и, ни с кем не попрощавшись, поскакал в город.
Приехав в Коттерсайд, он сразу же направился на базар-площадь и увидел рессорную двуколку Нэнси у бакалейной лавки. Миссис Грендон и Нэнси как раз выходили из нее. Соскочив на землю, Грегори поздоровался.
— Мы идем навестить мою подругу, миссис Эдвардс, и ее дочерей, — сказала миссис Грендон.
— Тысяча извинений, миссис Грендон, но я был бы вам очень признателен, если бы вы позволили мне переговорить с Нэнси наедине. У моей хозяйки миссис Финн в нижнем этаже есть маленькая гостиная, и я думаю, нам позволят там поговорить. Все будет очень прилично.
— Черт возьми, прилично! Да пусть люди думают, что хотят.
Тем не менее некоторое время они стояли в нерешительности.
Нэнси опустила глаза, а Грегори смотрел на нее так, будто увидел впервые. Цвет лица девушки был безукоризненным, кожа гладкой и нежной, темные глаза прятались под длинными ресницами. Ее губы были ровными, бледными и четко очерченными. Грегори чувствовал себя вором, крадущим красоту, которая ему не принадлежала.
— Я иду к миссис Эдвардс, — заявила наконец Марджори Грендон. — Можете говорить, о чем хотите, но если ты, Нэнси, не придешь через полчаса… Слышишь?
— Да, мама.
Лавка булочника находилась на соседней улице. Грегори и Нэнси молча отправились туда. Поставив Дензи в стойло, Грегори предложил пройти в гостиную через заднюю дверь. В это время мистер Финн отдыхал наверху, его жена приглядывала за лавкой, так что маленькая комнатка пустовала.
Нэнси присела на стул и спросила:
— Ну, Грегори, что все это значит? Утащили меня от мамы прямо в центре города!
— Нэнси, не сердитесь. Я должен был увидеть вас.
Она надула губы.
— Вы довольно часто приезжаете на ферму и не показываете особого желания увидеть меня.
— Это вздор. Я приезжаю, чтобы повидать вас, но ведь вас интересует Берт Нокланд, не правда ли?
— Берт Нокланд, какие глупости! Почему это я должна им интересоваться? А кроме того, это не ваше дело.
— Это мое дело, Нэнси. Я люблю вас!
Он не думал говорить это, но слова сами сорвались с языка. Он пересек комнату и опустился на колени у ног Нэнси, взяв ее руки в свои.
— Нэнси, дорогая Нэнси, скажите, что вы хоть немного любите меня. Дайте мне надежду.
— Вы очень милый молодой человек, Грегори, и я хорошо отношусь к вам, но…
— Но?..
— Ваше положение очень отличается от моего, и кроме того… ну, вы ничем не занимаетесь.
Он был удивлен и умолк. С природным эгоизмом юности он считал, что она не найдет твердых возражений, но в ее словах внезапно увидел правду своего положения, по крайней мере такую, какая виделась ей.
— Нэнси… я… ну, да, это правда, я могу показаться бездельником. Но здесь я много читаю, учусь и пишу некоторым важным людям. И я постоянно размышляю о том, какой должна быть моя карьера. Должен заверить вас, что я не бездельник, если вы так думаете.