Афросинья (смеется). Прынчик напужался. Я тебе гостинец принесла, да с жартом преподнесть решила. Вот еще четки деревянные.
Алексей (улыбаясь, поднимается с пола). Афросиньюшка вернулась. (Обнимает ее). Что дохтор приказывал?
Афросинья. В Неаполе приказывал дохтор, который меня лечил, чтоб мне на пятом или седьмом месяце кровь пустить, и о сем, как изволишь ты, пускать мне али нет и сколько унциев пустить.
Алексей. Ежели дохтор приказал, значит пустить. А в Венеции как?
Афросинья. В Венеци порошок дали. Как жили в Тироле — все скука. В Венеци же с графиней Даун в опру ходили, одначе ни опры, ни комедии не застали. Токмо в один от дней на гудоле ездили в церковь музыки слушать. Во всей Италии славные певцы. Первый — кастрат Мачуль, неаполитан, вторая — девка Маргарита, третий — кастрат Картус, четвертый — кастрат Пикуданина, пятая — девка Сицилия, шестая — Каталина-девка. На короновал одному кастрату дают найму тысячу червонных и более. Здеся все музыки любят. Графиня сказывала, когда австрийцы занимали Неаполь, то, входя, хором пели.
Алексей (смеется). Ах ты, Афросиньюшка Федоровна, умница моя. Все-то ты помнишь, все-то ты понимаешь. Вот бы и мне поездить. Италию люблю. Тут церкви занятные. Помню, в одной церкви Пресвятая Богородица высечена из белого мрамора, держит младенца предивной работы.
Афросинья (улыбается). Так же и я Селебена нашего скоро держать буду.
Алексей (целует ее). Помолиться бы о том. В Баро к мощам Николая-чудотворца бы съездить, преклониться, да сижу, как зверь в клетке, под чужим венгерским именем. Я и тебя б не пускал, да чреватости надобно. Не было тебя три дня — сердце все колотилось. Ведь как выследили нас батюшкины агенты в Эренберге, да как ехали мы, чтоб схорониться в Неаполь, всю дорогу и в Иншбруке, и в Монтуе, и в Флоренции, и в Риме до самого Триента встречались нам подозрительные люди. Пришлось хорониться. А хотелось выйти, да погулять, да поглядеть.
Афросинья. Флоренция город велик, да на улицах не чисто.
Алексей. Мы б с тобой не по улицам ходили, поехали б в сад к князю Бургезия. В саду его много славных владетелей и мучителей из мрамора. А иное — что ж мне на мраморных-то мучителей глядеть, ежели имею батюшку мучителем. Одначе, Афросиньюшка, не долго уж. Я вот письма писал.
Афросинья. Видела. Писал да дирал.
Алексей. Хочу как след написать. Весть получил, в Макленбургии волнения. Гвардейские полки, составленные большей частью из дворян, замыслили с прочими войсками царя убить, а царицу с детьми привезти в Суздаль, в тот монастырь, где моя матушка, царица Евдокия, заключена. Мать мою решили освободить, а правление мне дать.
Афросинья. Поедешь к бунтовщикам?
Алексей. Если позовут — поеду. Я письмо кесарю написал, не поможет ли он мне войском, чтоб добыть корону российскую. А также письма в Россию к сенаторам и к епископам. (Читает.) «Превосходительнейшие господа сенаторы. Как Вашей милости, так чаю и всему народу сообщаю о моем отлучении от любезного отечества, которого, аще бы не случай, никогда бы не хотел оставить. И ныне обретаюсь благополучно и здорово под хранением некоторые высокие особы». (Читает далее про себя.) Набело переписанное письмо я через австрийского секретаря хочу по дипломатической почте в Россию переслать резиденту Плееру для передачи далее. А письма черные тебе хочу отдать, Афросиньюшка, верному другу моему, на хранение. (Дает ей письма, она прячет их за пазуху.)
Афросинья. Я посля их в скрыньку перекладу, среди белья да прочего. Еще донести тебе хочу, прынчик, о моих покупках, которые, быв в Венеци, купила. Тринадцать локтей материи золотой, дано за оную материю сто шестьдесят семь червонных, из каменья крест, серьги, перстень лаловый, а за убор дано семьдесят пять червонных.
Входит секретарь Вайнгард.
Вайнгард. Ваше величество, готова ли почта?
Алексей. Почта готова. Сей пакет в Вену кесарю от меня, сей по дипломатической почте в Россию. (Вайнгард берет письма.) Прошу также передать послу вашему, если будет ведомость обо мне, что меня в живых нет, или иное зло, чтоб не изволили верить.