Первый мужик. Зелено вино, да закусочка слегка спотухла… За что ж копейку-то платить?.. Все неправда… По казенному расчету у нас дворы лучший, середний и молодший. Да молодший платит больше лучшего.
Второй мужик. Мы люди приборные, а дворы расписали по неприборным, которые и бороны-то не видели.
Третий мужик (стараясь перекричать). Имеем пятьдесят восемь десятин ржаной пашни. У меня отцина да у него отцина… Шабры мы…
Второй мужик. Шабры-то шабры… А суседи? А подсуседники? Да все на одно ржаное поле.
Третий мужик (кричит). Различать надобно пашни, которые в тягле или в диком поле. Которая пашня окладная, которая не окладная.
Второй мужик. Пожиточные крестьяне-горланы с себя убавили. Стали жить с полвыти. На середних переклали. А те свои доли на молодших переклали, сами же пашни пашут на пустошах.
Третий мужик (кричит). Платить надобно с живота!
Первый мужик. Если нонешний царь Петр станет долго жить, он нас всех переведет. И как его еще никто не убил?! Едет рано и поздно по ночам, малолюдством.
Второй мужик. Не царь, обморок мирской. Как его Бог нам на царство послал, так и светлы дни не видели. Отдыху нет нашему брату. А сыновей выволок на службу в Балтийский флот.
Третий мужик. Крестьяне все измучены. Высылает на службу с подводами, да с нас же берут сухари.
Долгорукий (Плееру). Сколько уж было штрафований, а говоруны не унимаются. Жажда толков и новостей распространяется среди простолюдинов, недовольство повсюду, да кто его подберет? Думали, царевич подберет, но оказался он слаб и труслив.
Плеер. Да, мы в Европе тоже излишне надеялись на принца Алексея. Слышал я, что он помещен в доме подле дворца государева. Здоров ли?
Долгорукий. Носится общая молва, что царевич помешался в уме и пьет безмерно.
Плеер. Отрекся ли он добровольно?
Долгорукий. Царевич был принужден к отречению. Долго жил в Твери, сказавшись больным, и в Москву не ехал. Но принужден был приехать на тайный совет в Москву, где в то время находился двор. Царевич отрекся от престола в большом аудиенц-зале кремлевского дворца при духовенстве, министрах и других высших лицах. Петр объявил, что царевич действовал против славы и чести народа российского. В Кремле при том стояли три батальона лейб-гвардии с заряженными ружьями. Царевич был приведен без шпаги, как арестант. Он упал к ногам Петра, признал себя во всем виновным и со слезами просил прощения и помилования. Петр вышел с ним в ближайшую комору, и там царевич открыл главных сообщников своих.
Плеер. Напрасно царевич надеется. Не пощадит его царь Петр. Страшный, грубый человек. В нем жестокость русского барина сочетается с грубостью голландского матроса. Только тем от прежних московских деспотов и отличается. Недавно в посольском приказе плюнул в лицо голландскому послу, слова которого показались ему дерзкими. Посла голынтинского двора ударил кулаком по спине.
Долгорукий. Тем более нас, русских, не щадит, даже и ближних царедворцев. Меншикову разбил до крови нос за то, что пошел танцевать, не отстегнув шпаги. Дочери вицеканцлера Шефирова, которая отказалась пить водку, крикнул: «Злая жидовка, я научу тебя слушаться». И надавал пощечин. Старому князю Голицыну, который отказался есть огуречный салат, потому что тот полит уксусом, велел уксус насильно влить в рот. Становится день ото дня невыносимей, и счастлив тот, кто не должен постоянно находиться подле него.
Плеер. Даже и в Турции такого нет. Каково его происхождение? Я слышал разное.
Долгорукий. По матери своей — Нарышкиной — считают его чешского происхождения из рода Нарисци. Однако татарин Нарыш из свиты Ивана Грозного более верен. И с отцом не все ясно. Года с три тому назад был я царю собутыльником в доме Тихона Стрешнева. Выпив чрезмерно, Петр указал на Мусина-Пушкина да говорит: «Этот вот знает, по крайней мере, что он сын моего отца, но от кого же я сам? Уж не от тебя ли, Тихон Стрешнев? Ну, говори, не бойся». Да как ухватит Стрешнева за горло: «Говори, не то задушу». Стрешнев захрипел да взмолился: «Батюшка, смилуйся. Я не знаю, что тебе сказать». (Долгорукий и Плеер смеются.)