Петр (выливает недопитое вино и разбивает бокал). Я велел французского вина мне не подавать, понеже французский король враг наш и интригует против нас в союзе с турецким султаном. Ну-ка, принесите мне ту палку. (Скобеев приносит палку. Петр бьет ею негритенка.) Еще раз, арапка, французского подашь, плетьми высеку.
Скобеев. Извольте, государь, испить нашей браги, русского хмельного напитка. (Подает ковш с брагой.)
Петр (выпивает). Вот питье, которое против моей натуры не идет. Давай русскую!
Xор (поет).
Петр (кричит весело). Смотри мне, кумпанейщик, надобно так поставить дело, чтоб через пять лет не покупать для нашего войска мундирного сукна заморского!
Скобеев. Быть тому, государь… Ежели, государь, изволите и ежели изволит его высочество герцог, Пушкину да драгуншу вместо мужского партнеру я заставлю проплясать употребительную у здешних крестьян свадебную пляску, которая очень замысловата, но не отличается грацией по причине непристойности движений.
Петр (переводит герцогу по-немецки. Герцог смеется и согласно кивает головой). Пусть пляшут.
По знаку Скобеева хор запевает:
Под эту песню Пушкина и девушка-драгун начинают плясать, следуя одна за другой и делая друг другу знаки лицом, головой, всем корпусом и руками. Потом Пушкина жестами объясняется в любви девушке-драгуну, которая, однако, старается избегать ее до тех пор, пока Пушкина перестает ее завлекать, как бы утомившись. Тогда девушка-драгун начинает ухаживать за Пушкиной и с трудом заставляет ее принять в знак любви носовой платок. После этого Пушкина ложится на спину и закрывает лицо платком. Девушка-драгун продолжает плясать вокруг с разными ужимками, то пытаясь поцеловать, то приподнимая юбку Пушкиной. Потом вдруг девушка-драгун обрывает пляску и убегает. Музыка и хор затихают.
Петр (который наблюдал с большим интересом, разочарованно). Уж и все?
Скобеев. Прощения прошу, государь. (Идет вслед за убежавшей девушкой-драгуном и начинает ей выговаривать сердито, потом возвращается.) Прощения прошу, государь, девушка, которая представляет парня, из стыда не хочет закончить пляску.
Петр. Не беда, мой арапчонок закончит. (Делает знак негритенку, тот выбегает в круг и под музыку и пение, со смешными ужимками проплясав два раза вокруг лежащей Пушкиной, вдруг вскакивает на нее и несколькими движениями заканчивает пляску.) Ей, арапка, обрадовал, повеселил Петрушку Алексеева.
Герцог (смеется). Таких движений нельзя было ждать от ребенка.
Петр. Поди сюда, арапка. (Целует его.) Поди, Пушкина, сюда. Милую тебя да отца твоего Александра Петровича и возвращаю вам вотчину вашу, Болдино, отписанную в казну. А тебе, арапка, в награду даю палку, которой я тебя побил. Храни ее, да помни милость государеву, да надейся на иные милости. (Пушкина и негритенок целуют Петру руку со слезами на глазах.)
Толстой. Радостно служить государю, который в один момент и побьет и помилует.
Петр. Сердцу моему весело прощать вину виноватому, да жаль, как государь ни в какую силу не могу я поступать таким образом во многих случаях. Знаю, что меня считают тираном. Иностранцы говорят, что я повелеваю рабами. Это неправда, не знают всех обстоятельств. Я повелеваю подданными, повинующимися моим указам. Эти указы содержат в себе пользу, а не вред. Недоброхоты мои и отечества, конечно, недовольны. Невежество и упрямство всегда ополчались на меня с той поры, как задумал я вести полезные перемены и исправить грубые нравы. Вот кто настоящие тираны, а не я. Я не усугубляю рабства, обуздывая озорство упрямых, смягчая дубовые сердца, не жестокосердствую, переодевая подданных в новое платье, заводя порядок в войске и гражданстве и приучая к людскости, не тиранствую, когда правосудие осуждает злодея на смерть. Пускай злость клевещет, совесть моя чиста. Бог мне судья. Неправые толки в свете разносит ветер.