Второй зевака. Шведскую графиню.
Иностранец. Ya, уа, schwedische Fraulin.
Второй зевака. Вот и немец подтверждает, а они ноне на Руси все лучше нашего понимают.
Третий зевака. Графиню вчера по указанию императора батогами наказали. А донес на нее Меншиков.
Четвертый зевака. Не шведскую графиню казнить будут, а фрейлину императрицы Гамильтон, которая вела распутную жизнь и кидала своих младенцев в колодезь.
Пятый зевака. Нет, резала. Меншиков предложил сделать обыск в ее сундуках. Стали рыться, нашли окровавленное белье.
Старуха. В прежние времена, при Алексее Михайловиче, таковых преступниц за погубление детей живых закапывали в землю по титьки и оттаптывали ногами, отчего умирали того же дня али на другой.
Второй зевака. Неужто голову графини, как вон энти, посадят на шпис?
Шестой зевака. Ни в коей мере. Фрейлина необыкновенная красавица, и голову ее положат в спиртус да выставят в кунсткамере на вечные времена, чтоб во все времена могли видеть, какие красавицы родятся на Руси.
Барин. Что за нелепости ты рассказываешь? Как можно, чтоб такой великий и правосудный государь, как Петр Алексеевич, поступил так с невинною красавицею. Эта придворная особа разрешилась от бремени и из желания скрыть свой стыд убила ребенка, что и было открыто. Суд приговорил ее к смертной казни.
Шестой зевака. Я, почтенный господин, лишь в том смысле говорю, что бальзамирование в спиртусах курьезов доставляет много увеселений.
Первый зевака. Эти, которых на шписах головы гниют, все царевича слуги. Сам же царевич умер от кровяного пострела.
Второй зевака. Осужденных из крепости привели.
На эшафот поднимаются Мария Гамильтон, Орлов и Катерина. Все в кандалах. Гамильтон, несмотря на холод, одета в роскошное белое шелковое платье с черными лентами и широкополую белую шляпу.
Четвертый зевака (восхищенно). И верно, красавица.
Второй зевака. Государь не замедлил приездом.
Появляется Петр в сопровождении Толстого и секретаря Тайной канцелярии.
Секретарь. Можно починать, государь?
Петр. Почнем с Орлова. Иван Михайлов Орлов, последний раз тебя спрашиваю, ведал ли ты о детоубийстве, совершенном твоей любовницей? Ты стоишь на эшафоте и в самое ближайшее время можешь предстать перед лицом Божьим.
Орлов (дрожа от страха). Государь, как перед лицом Божьим говорю, — не ведал.
Петр. Помысли, Орлов, если ведал, то покаялся бы чистосердечно. Потому, согрешить есть дело человеческое, а не признаться в грехе есть дело дьявольское. Покайся, и я тебя прощу. Вот тебе мое слово.
Иностранец (другому иностранцу, тихо). Император и принцу Алексею дал слово, когда выманивал его из Неаполя. А как исполнены эти клятвы?
Петр. Подумал, Орлов?
Орлов. Не ведал, государь.
Петр (к Марии). Стоя на эшафоте и готовясь предстать пред лицо Господа, скажи — ведал твой любовник о твоем душегубстве?
Мария (тихо). Не ведал, государь.
Петр (к Орлову). Ну, ежели ты и виновен, то так как нет тому точных доказательств, да судит тебя Бог, а я должен, наконец, положиться на твои клятвы. (К Толстому.) Орлова освободить, понеже он о том, что девка Мария Гамонтова была от него брюхата и душегубство детям своим чинила, не ведал, о чем она, девка, на розыске показала. (Орлов, громко плача, бросается на колени перед Петром и целует его башмаки.) Я не Бог, Орлов, мне такое поклонение не потребно. Я и простому народу запретил падать передо мной на колени да зимой снимать передо мной шапку. Какое же различие между Богом и государем, когда воздавать будут равное обоим почтение? Менее низости, более усердия в службе и верности ко мне и государству. (К Толстому.) Снять с него железа, обрить и одеть в новый гвардейский мундир. (К Орлову.) Жалую тебя поручиком гвардии.