─ Чувствую, ко мне летит, и влез в блиндаж, уткнулся в угол, думаю, все, сейчас обвалится…
Вскоре приехала военная повозка и повезла Аннушку с матерью и Митей дальше в лес. Здесь, в лесу, Митя совсем поправился. Но сразу заболели Аннушка и мать… Жили в шалаше из еловых веток, только плохой был шалаш, строить некому было. Мать в первый день заболела, еще пробовала, пока на ногах, побольше веток натаскать вместе с Митей, чтоб сухо было, когда дожди пойдут. Однако Аннушка ничем помочь им не могла, голова у нее стала горячая, тяжелая ─ не поднять, и руки-ноги стали горячие и тяжелые… Так лежали мать и Аннушка несколько дней. Митя, чем мог, поддерживал их: воды принесет, колосков ржаных натрет, семечек подсолнечных налузгает, подаст…
Как-то утром слышат, едет повозка с красным крестом от санчасти. Начали среди мирных жителей ходить две военные женщины и делать всем прививки, а больных санитары уносили и укладывали на повозку. Взяли и мать с Аннушкой, а брата Митю не взяли.
─ Он здоров, ─ говорят.
Мать, как взяли ее санитары нести, говорит Мите:
─ Сынок, никуда не уходи, будь с людьми. Я скоро приеду домой, сюда в шалаш…
Эти слова матери еще слышала Аннушка, но больше ничего не слышала и не помнила. Когда опомнилась Аннушка, видит, лежит она в большой палатке на носилках. И только опомнилась, сразу начала кричать и звать мать. Кто-то говорит:
─ Не кричи, вот мать твоя рядом с тобой лежит.
─ Поверните меня на бок, я видеть мать хочу.
И эти слова слышала Аннушка, а больше уже не слышала, пока не увидела себя на полу, застеленном соломой, где рядом с ней тесно лежали незнакомые мужчины и женщины, и мужчина, в нее твердо упиравший, был синий, с открытым ртом… Аннушка закричала, но без слов, просто криком. Кто-то сказал:
─ Санитар, вынесите, которые умерли, ведь просим давно…
И опять забылась Аннушка. Как начала себя в следующий раз узнавать, лежали по-прежнему в этой же комнате, но не на полу, а на кроватях. Сразу заплакала Аннушка и плакала, пока не увидела свою мать, лежавшую у противоположной стены… И так всякий раз, очнется Аннушка ─ пока не увидит мать ─ плачет, увидит ─ успокоится. Но раз видит Аннушка ─ укладывают ее мать на носилки и куда-то несут. Заплакала Аннушка, а ей объясняют:
─ Твою мать в соседнюю палату переводят… Здесь только тифозные лежат, а с дизентерией здесь лежать не полагается…
─ Где я? ─ спрашивает Аннушка.
─ Это больница, ─ поясняют ей.
─ А деревня какая?
─ Это не деревня, а город, ─ поясняют ей, ─ Погорелое Городище называется.
Услышала Аннушка название и с этим названием уснула или забылась, понять ей трудно было. Пришла она в себя от того, что ее на носилки укладывают.
─ Куда меня? ─ спрашивает Аннушка.
─ В другую больницу тебя переводим, ─ говорит санитар, ─ неподалеку, восемнадцать километров.
И понесли Аннушку через палату, где мать лежала. Увидела Аннушка мать, заплакала и просить начала:
─ Положите меня вместе с мамой… Мать отвечает:
─ Не бойся, доченька, я скоро приду за тобой.
Унесли Аннушку.
Болела Аннушка в той, другой больнице долго, и как болела, помнит плохо. Помнит только, как выписали ее. Уже осень была, и в тени иней. Одета была Аннушка в зимнее пальто на вате, но босиком. Чтоб босые ноги согрелись, идти быстро надо было, а быстро идти нет сил. Пошла Аннушка по улице и пристала к какому-то мальчику.
─ Ты куда идешь?
─ В Погорелое Городище, ─ отвечает. ─ Я оттуда родом.
Обрадовалась Аннушка.
─ Я с тобой хочу, мне туда надо…
─ Пойдем, ─ говорит мальчик, ─ я дорогу знаю… До лесу шесть километров, а от леса еще двенадцать километров.
Целый день шли и дошли к лесу, который в шести километрах. Через лес дорога проложена, на дороге этой бревнышки, поверх бревнышек ─ грязная, холодная жижа… Ступила Аннушка босыми ногами в эту холодную жижу поверх бревнышек и думает ─ не дойду. Однако же все идет. «До того разбитого дерева дойду, а дальше уж не смогу», ─ думает Аннушка. Доходит до разбитого дерева и дальше идет. Идет и все ж понимает: «Еще немного пройду, и задубеет тело окончательно, хоть и в зимнем пальто, а ноги уже все ж равно чужие, как несут, непонятно». И тут слышит Аннушка ─ подвода идет. Увидел дяденька с подводы, что Аннушка босая, остановил лошадей, сам слез, а Аннушку посадил. И мальчика, Аннушкиного спутника, хоть и не посадил, поскольку вся подвода в ящиках была, однако помог ему идти. И так к ночи добрались они в Погорелое Городище.