Выбрать главу

После этого мысли его, как обычно в таких случаях, пошли веером во многих направлениях и стали скучны, как скучны испокон веков становятся всякие разговоры и рассуждения о еврействе после первоначального живого напора. К тому же явился Савелий, нехорошо возбужденный, посмотрел на родителей, сказал:

─ Опять ругались?

И сели ужинать. Думал Алексей Иосифович, что, кроме скучных привычных мыслей о еврействе, скучного привычного спора с женой и нехорошо возбужденного Савелия, запомнится этот вечер сильным дождем и больше ничем… Но вечер этот запомнился главным образом исчезновением Ахмета… Два дня его не было, потом выяснилось от участкового милиционера Ефрема Николаевича ─ сидит Ахмет. Ножиком пырнул кого-то.

─ Немедленно, ─ радостно говорит Клавдия, ─ немедленно иди за ходатайством, чтоб никого не подселяли.

Подобное ходатайство брать ─ три влиятельные подписи нужны, обязательно общеславянские, по желательно русские… На «ов», на «ин» кончающиеся, уж в крайнем случае на «енко».

Побежал в одну канцелярию Иволгин ─ в командировке русская влиятельная подпись на «ов», побежал в другую ─ отдыхает в Крыму подпись на «ин», в третью ─ тут добыл, но не русскую, а славянскую на «енко»… Радостный прибежал домой, Клавдия встречает озлобленно.

─ Поздно… Можешь солить свою славянскую подпись. Подселили… Да еще с дочерью… Ахмет хоть один был.

Видит Иволгин ─ с дверей комнатушки дворницкой замок снят, и голоса там слышны ─ мужской и женский.

─ Кто? ─ спрашивает глазами Иволгин.

─ Пойдем, дурак, ─ отвечает глазами Клавдия. Пришли они в гостиную, сели у рояля, пригорюнились.

─ Кто? ─ спрашивает уже голосом Алексей Иосифович.

─ Конечно, еврей, ─ отвечает Клавдия.

─ Как? ─ говорит Иволгин. ─ Еврей дворник?… Анекдот, ─ и засмеялся.

─ Смешного тут мало, ─ улыбается и Клавдия, ─ но все будет зависеть от первого разговора… Чтоб сразу на место поставить… Тут, я думаю, легче будет… В крайнем случае, я ему голову кастрюлей разобью. Он еще будет меня стеснять на моей собственной родине. Он должен помнить, что живет в Советском Союзе…

Знал Алексей Иосифович, что жена его, счетный работник министерства автодорожного строительства, может ударить кастрюлей, если уверена, что ее за это не пырнут по-татарски ножиком, а по-еврейски в суд подадут.

─ Ничего, я и на суде покажу, кто они такие… Понаехали в Москву. Даже в дворники лезут.

─ Это не надо, ─ говорит Иволгин, ─ какой суд, предоставь мне, я их лучше тебя понимаю. Еврейская наглость резкого слова боится. Они все шепотком, шепотком хотят договориться. Но со мной шепотом не поговоришь. Я им докажу, что меня их проблемы не интересуют, ─ и вышел в коридор.

Там и произошла их первая встреча с Даном, Аспидом, Антихристом… Чтоб не поздоровать-ся и сказать резкость, искусствовед задумался, наморщил лоб и остановился, потому посланец Господа Антихрист его сразу разглядел и узнал. Стоящий перед ним в тапочках, майке-сетке и шелковой пижаме был из колена Рувима, первенца Иакова, некогда сильного, но уже давно пришедшего в упадок, из которого не многие войдут в остаток и дадут отрасль… То, что стояло перед Антихристом, было концом, начало же ему было в египетском рабстве, когда изнурения и жестокости фараона боролись с цепкостью и желанием выжить сынов Иакова. Чем более изнурял их фараон, тем более они умножались, пока в колене Левия не родился Моисей…

Однако, когда родился Моисей, много дурного уже умножилось, ибо в угнетении, когда человек не живет, а выживает и нет рядом Бога, доброму нечем выжить, дурное же выживает у мясных котлов, живя жизнью для себя привычной.

От Рувима, сильного доброго первенца Израиля, родился тот, кто стоял перед Антихристом в тапочках и шелковой пижаме, глядя нечистыми глазами и лелея пухлыми, непривычными к тру-ду руками гнои пухлый живот, как любимое дитя. То, что стояло перед Антихристом в коридо-ре, было совершенством мерзости и зла. Но мерзость не способна создать ничего совершенного, даже не способна создать совершенную мерзость и совершенного злодея. Отчего ж так много совершенного безграничного зла, кто его порождает? Его порождает добро… Плодоносит только добро, но оно порождает не только себе подобное, но и себе противное… Все злое вырастает из доброго, хоть и доброе из доброго растет… Отчего же допустил такое Господь, отчего злое умножилось даже в Его собственном народе? Вот он, насмешливый вопрос атеистов и безумный вопрос мистиков… Зачем Господу нужен Иволгин Алексей Иосифович, когда был Моисей, Иеремия, Исайя и Иисус Назорей?… Ответ прост для того, кто читает-перечитывает не только христианский поздний довесок ─ Евангелие, в котором нет ни единого самостоятельного слова, но и Божью поэму о сотворении мира, первооснову Библии, без которой не понять ничего последующего… Оттого Иволгин, что после Эдема человек ─ существо проклятое. Он проклят на труд и проклят на историю, тогда как в Эдеме не было ни труда, ни истории. Из милосердия Божьего живут на земле пророки и праведники, из милосердия существует добро, тогда как злое из существа происходящего. Пониманием этого библейский пророк отличается от сладкоустого гуманиста… Но когда, вглядевшись в нехорошую улыбку мужика, угнетенного безбожника, русский гуманист Александр Блок отрекся от гуманизма, это был глас, вопиющий в пустыне, ибо дурное слишком умножилось… Умножился и гуманизм, бесплодный в массе и плодотворный только в сочетании с индивидуализмом, с личностью. Сперва умножился христианский, антибиблейский гуманизм, потом на одной шестой суши его сверг со своей выи незаконнорожденный сын антибиблейского христианства ─ материалистический гуманизм, верой и правдой которому служил Иволгин Алексей Иосифович, еврей-интернационалист, а говоря языком христианским, попросту выкрест, крещенный не через чистую воду, а через сладкозвучную чистую идеологию, что в принципе одно и то же и имеет в основе то доброе, что рождает злое.