— Ты думаешь, это в самом деле пиво? — спросил я, когда она открыла другую дверцу и поставила ящик на заднее сиденье.
— НАПАЛМ, — сказала машина, а Кэти со смехом впорхнула внутрь. У нее был счастливый вид.
Машина завелась без проблем и покатила вниз по улице. Никто не выбежал, чтобы остановить нас. Насколько я вообще мог судить, у машины хозяина не было.
Франкс что-то такое сказал про говорящие машины, перед тем как умереть. Мне стало интересно, воплотился ли он снова и в каком виде.
Тяжелый теплый ветер врывался в мое открытое окно.
Я заметил, что машина с удовольствием сама управляет собой, и убрал руки с баранки.
— МОЛОДЧИНА, — отреагировала машина.
Я протянул руку назад и взял две бутылки. Пиво оказалось холодным, вполне приличного вкуса, не то что виски. Возможно, они сами варили его на Саймионе.
— Хорошо снова куда-то двигаться, — сказала Кэти. — Я совсем не хочу останавливаться. Прямо сейчас» стоя там…
— Я знаю, — сказал я, думая о людях, что махали Бобу Титеру. — Наверное, хуже смерти может быть только вечная жизнь, — Ой, не говори так. — Она высунулась в окно, подставив лицо ветру. — Что угодно лучше, чем ничего.
Мы уже выехали на центральную улицу, мимо нас проносились огни. Множество машин стояло у тротуаров, но лишь немногие ехали. Внезапное сомнение озарило мой мозг.
— Тебе нужен бензин? — спросил я машину.
— У МЕНЯ РУКА-НАДГРОБЬЕ И КЛАДБИЩЕНСКАЯ БРЕДЬ, — сказала машина в неожиданном приступе красноречия. — МНЕ ВСЕГО ДВАДЦАТЬ ОДИН, НО Я НЕ ПРОТИВ УМЕРЕТЬ.
Только потом до меня дошло, что это значило. Но я сделал вывод, что бензина у нас достаточно. Я включил радио. Шкала минуту померцала, разогреваясь. Мне стало любопытно, что сейчас зазвучит.
На шкале не было цифр, но когда Кэти покрутила правую ручку, в маленьком прямоугольном окошке задвигался туда-сюда указатель. Вдруг что-то щелкнуло, и появился звук. Саксофон, играющий короткими всплесками. Сакс умолк, и мужчина с едва заметным бостонским акцентом продекламировал хайку:
— Напрасно, напрасно обильный дождь проливается в море.
Еще саксофон, еще хайку. Через некоторое время пианино сменило сакс, а чтец принялся за более длинное стихотворение, закончившееся строчками: «Я хочу освободиться от надоевшей мясной круговерти, счастливым и мертвым на небо уйти». Радио смущенно поперхнулось.
Кэти ссутулилась на своем сиденье. Она закурила сигарету и сидела, чуть отвернувшись от меня. Потом потянулась вперед, крутанула ручку радио, и снова зазвучала первая хайку: «Напрасно, напрасно. Обильный дождь проливается в море». Она вздохнула, а саксофон утонул в тихих гитарных переборах.
— Что это, Кэти?
— То, что я хотела услышать. — Она продолжала подставлять лицо тугому ночному ветру. — В машине Спека было такое же радио. Все в эфире непрерывно.
Над звоном беспорядочно перебираемых струн зазвучал другой мужской голос. Он звучал напыщенно и самоуверенно. Трудно было понять, что он говорит. Какие-то даты, цифры. «Я знал, что надо бы одеться».
— Это Нейл, — сказала Кэти. — Сейчас его редко услышишь.
— Я все равно не…
— Это диск Кэссади и Керуака, их выступление с джазовой декламацией. Мой старший брат дал ее мне, когда я заканчивала школу, и я часто ее слушала. Так я и увлеклась Керуаком.
Снова зазвучал первый голос — Керуак. Он рассуждал о смерти, о Пустоте, об озарении и лысых артистах в черных беретах, вешающих реальность на прутья железных заборов у Вашингтон-сквер. У него была странная манера соскальзывать то и дело в этакое мелкое хихиканье. Губы Кэти двигались, беззвучно повторяя его слова.
Я начал испытывать ревность.
— Наверное, ты хотела бы разыскать его и сесть у его ног, — сказал я.
— Хорошая мысль, — откликнулась она, щелчком отправив сигарету в окно. — Это — или способ вернуться на Землю. — Затем она смягчилась и улыбнулась мне. — Хочешь послушать что-нибудь другое?
— Конечно. А что там еще есть?
— Все, что хочешь. Просто покрути ручку, и оно поймает то, что у тебя на уме.
Я повернул ручку, пройдя сквозь невнятное бормотание вероятных возможностей, сам не зная, что я хочу услышать. В конце концов я остановился на «Лед Зеппелин», «Whole Lotta Love». Нарочито тяжелый ритм казался самым подходящим сопровождением для езды по Тракки. Я швырнул свою опустевшую бутылку в окно и открыл новую.
Сейчас мы ехали по дороге, идущей вдоль Свалки.