Отдых кончился, и Хоуард опять вывел детей на дорогу. Решил подбодрить их, аккуратно разломил одну плитку шоколада на четыре части и стал раздавать. Трое с радостью взяли свои порции. Четвертый молча покачал головой.
— Merci, monsieur, — прошептал он.
— Ты разве не любишь шоколад, Пьер? — мягко спросил старик. — Он ведь вкусный.
Ребенок опять покачал головой.
— Попробуй кусочек.
Другие дети смотрели изумленно. Малыш прошептал:
— Merci, monsieur. Maman dit que non. Settlement apres dejeuner.[51]
На минуту мысли старика вернулись к искалеченным телам, что остались позади, на обочине шоссе, кое-как прикрытые брезентом; он через силу отогнал это воспоминание.
— Хорошо, — сказал он, — мы отложим твой кусок до после завтрака. — И аккуратно положил долю Пьера в угол на сиденье коляски; малыш смотрел на это серьезно, внимательно. — Теперь твой шоколад в полной сохранности.
Пьер успокоился, засеменил рядом с ним.
Вскоре младшие дети опять устали; за четыре часа они прошли шесть миль, и стало уже очень жарко. Хоуард посадил их обоих в коляску и повез, двое старших шли рядом. Непонятно почему, на шоссе теперь не видно было ни одного военного грузовика; оставались только беженцы.
Беженцев было полным-полно. Могучие фламандские кони тянули повозки, нагруженные всякой утварью, узлами в одеялах, мешками с провизией, людьми; они двигались медленно, прямо посередине дороги; между ними с трудом пробирались машины; большие и маленькие автомобили, изредка санитарные кареты, мотоциклы; все это двигалось на запад. Бесчисленные велосипедисты и нескончаемая вереница людей с тачками и детскими колясками тянулись по дороге, изнывая от июльского зноя. Все задыхались от пыли, обливались потом, все из последних сил спешили в Монтаржи. Порой невдалеке от дороги проносился самолет; тогда поднималась паника, было два-три несчастных случая. Но в этот день дорогу, ведущую к Монтаржи, ни разу не обстреляли из пулеметов и на нее не упала ни одна бомба.
Жара усиливалась. Около полудня подошли к месту, где вдоль шоссе протекала речушка, и тут образовались пробки, сбилось в кучу много повозок, потому что возчики деревенских фургонов останавливались напоить лошадей. Хоуард решил сделать привал; он откатил коляску немного в сторону от дороги — там, в тени деревьев, вдавалась в речку небольшая песчаная отмель.
— Мы остановимся здесь и позавтракаем, — сказал он детям. — Подите вымойте лицо и руки.
Он достал провизию и сел в тени; он очень устал, но до Монтаржи оставалось еще миль пять, если не больше. Найдется же там какой-нибудь автобус?…
— Можно, я похожу по воде, мистер Хоуард? — спросил Ронни.
Старик встряхнулся.
— Если хочешь, выкупайся, — сказал он. — Сейчас достаточно жарко.
— Правда, можно купаться?
— Правда, и мне можно купаться? — повторила Шейла.
Хоуард поднялся с травы.
— А почему бы и нет? — медленно сказал он. — Разденьтесь и выкупайтесь перед завтраком, раз вам хочется.
Маленькие англичане только того и ждали. Ронни мигом сбросил свой нехитрый костюм и через секунду уже плескался в воде; Шейла запуталась в платье, пришлось ей помочь. С минуту Хоуард, забавляясь, наблюдал за ними. Потом обернулся к Розе.
— А ты не хочешь искупаться? — спросил он.
Она покачала головой, изумленная, смущенная.
— Это неприлично, мсье. Очень неприлично.
Он взглянул на маленькие обнаженные тела, блестящие в солнечных лучах.
— Да, — сказал он задумчиво, — пожалуй, неприлично. Но раз уж они влезли в воду, пусть купаются. — И повернулся к Пьеру. — Хочешь выкупаться?
Мальчик в сером круглыми глазами смотрел на маленьких англичан.
— Non, merci, monsieur, — сказал он.
— Может быть, снимешь ботинки и немного пошлепаешь по воде, а? — спросил Хоуард. Мальчик неуверенно посмотрел на него, потом на Розу. — Это очень приятно, — прибавил старик и обернулся к Розе. — Отведи его к воде, Роза, пускай ополоснет ноги.
Девочка сняла с Пьера ботинки и чулки, и оба стали шлепать по воде у самого берега. Хоуард вернулся в тень деревьев и опять сел так, чтобы видеть детей. Вскоре Шейла плеснула водой в Розу и Пьера, и Хоуард услышал, как Роза ее пожурила.
Потом увидел — мальчик в сером, стоя на самом мелком месте, наклонился, зачерпнул горстью воды и плеснул в Шейлу. И тогда среди детской болтовни послышался совсем новый, незнакомый звук.