Но это еще не все: он начитался У.Х. Хадзона. Занятие как будто невинное, но Кон прочел и перечел «Пурпуровую страну». «Пурпуровая страна» — книга роковая, если читать ее в слишком зрелом возрасте. Она повествует о роскошных любовных похождениях безупречного английского джентльмена в сугубо романтической стране, природа которой описана очень хорошо. В тридцать четыре года пользоваться этой книгой как путеводителем по жизни так же небезопасно, как в этом же возрасте явиться на Уолл-стрит прямо из французской монастырской школы вооруженным серией брошюр «От чистильщика сапог до миллионера». Я уверен, что Кон принял каждое слово «Пурпуровой страны» так же буквально, как если бы это был «Финансовый бюллетень». Понятно, он допускал оговорки, но, в общем, принял книгу всерьез. Только этого не хватало, чтобы «завести» его. Я не представлял себе, до какой степени он «заведен», пока однажды он не пришел ко мне в редакцию.
— Хелло, Роберт! — сказал я. — Вы пришли развеселить меня?
— Хотите поехать в Южную Америку, Джейк? — спросил он.
— Нет.
— Почему?
— Не знаю. Никогда не испытывал желания. Слишком дорого. Да здесь, в Париже, сколько угодно южноамериканцев.
— Это не настоящие южноамериканцы.
— А по-моему, они даже слишком настоящие.
Я должен был срочно сдать на согласованный поезд корреспонденцию за всю неделю, а написана была только половина.
— Сплетен никаких не знаете? — спросил я.
— Нет.
— Никто из ваших высокопоставленных друзей не разводится?
— Нет. Послушайте, Джейк. Если я возьму на себя все расходы, вы поедете со мной в Южную Америку?
— На что я вам?
— Вы говорите по-испански. И вообще, вдвоем веселей.
— Нет, — сказал я, — мне нравится в Париже, а летом я поеду в Испанию.
— Всю жизнь я мечтал о таком путешествии, — сказал Кон. Он сел. — Пока я соберусь, я уже буду слишком стар.
— Не дурите, — сказал я. — Вы можете поехать куда угодно, у вас куча денег.
— Знаю. Но я не могу собраться.
— Не огорчайтесь, — сказал я. — Все страны похожи на кинофильм.
Но мне было жаль его. Он не на шутку расстроился.
— Я не могу примириться с мыслью, что жизнь проходит так быстро, а я не живу по-настоящему.
— Никто никогда не живет полной жизнью, кроме матадоров.
— Матадоры меня не интересуют: это ненормальная жизнь. Я хочу поехать в глубь Южной Америки. Это было бы замечательное путешествие.
— А поохотиться в Британской Восточной Африке вы не хотите?
— Нет, туда меня не тянет.
— В Африку я бы с вами поехал.
— Нет, это меня не интересует.
— Потому что вы ничего об этом не читали. Пойдите почитайте об амурах с лоснящейся черной красавицей.
— Я хочу в Южную Америку.
Была в нем эта черта — несокрушимое еврейское упрямство.
— Давайте сойдем вниз и выпьем чего-нибудь.
— А вы не заняты?
— Нет, — сказал я.
Мы спустились вниз, в кафе первого этажа. Я уже давно открыл, что это лучший способ выпроваживать посетителей. Выпив с приятелем, остается только сказать: «Ну, мне надо подняться наверх — отправить телеграммы», и все. В газетном деле, этика которого требует, чтобы никто никогда не видел тебя за работой, очень важно изобретать такие непринужденные уходы со сцены. Итак, мы спустились в бар и выпили виски с содовой. Кон поглядел на ящики с бутылками, стоявшие у стены.
— Здесь хорошо, — сказал он.
— Много выпивки, — поддакнул я.
— Послушайте, Джейк. — Он наклонился над стойкой. — У вас никогда не бывает такого чувства, что жизнь ваша проходит, а вы ею не пользуетесь? Вы думаете о том, что вы уже прожили около половины отпущенного вам срока?
— Иногда думаю.
— Вы знаете, что через каких-нибудь тридцать пять лет нас уже не будет?
— Да бросьте, Роберт, — сказал я. — Бросьте.